ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАСЧЕТ: СУДЬБА БЕСТЕРА
Шрифт:
– Думаю, я могу что-нибудь найти для вас, если вы пожелаете сойти вниз.
– Тогда я так и сделаю. Спасибо, – он поколебался немного. – Спасибо за ваше беспокойство.
– Это пустяки, – отозвалась она. – Вообразите, какие у меня были бы неприятности, если бы в одном из моих номеров кто-нибудь умер!
– Ах, да. Допрос коронера, возня с телом, устранение беспорядка. У вас талант в общении с мужчинам – сразу чувствуешь особенное внимание к собственной персоне, миссис…
– Буэ, – сказала она после секундной заминки. Он, кажется, уловил другое имя,
Совсем как у него.
– Куда вы идете? – спросила его Луиза после завтрака, когда он направился к парадной двери.
– Просто погулять, – отозвался он. – Я давно не был в Париже. Хочу снова посмотреть его.
– Давно?
– Более двадцати лет.
– О. Как по-вашему, он изменился с виду?
– Именно это я и хочу выяснить.
Она помедлила.
– Вы идете в какое-то конкретное место? – спросила она.
– Нет. А что, вы хотите мне что-то предложить?
– Нет, но нынче утром мне идти на рынок и в магазин на другом конце города. Мне бы понадобилась помощь – нести покупки, если у вас не найдется занятия получше.
Бестер изучал ее с минуту. Лицо ее было равнодушно, но он почувствовал за этим, что она в некотором смысле жалеет его. Она считала его старым одиноким человеком.
Что ж, так и было, но жалость уязвила его. И еще, в ее словах скрывалась правда. Она не лгала, помощник – нести бакалею – ей бы пригодился.
– Кто позаботится об отеле?
– Фрэнсис – мой работник – вот-вот будет здесь, если вы сможете подождать.
– Я не спешу, – сказал Бестер.
Как и обещал, Фрэнсис – долговязый тинейджер, смуглый и черноволосый – пришел через несколько минут, и Бестер с Луизой отправились в город. Она надела юбку в черно-синюю клетку, прикрывавшую колени, и темно-синий свитер поверх белой хлопчато бумажной блузки. Он впервые заметил, что она чуточку ниже его ростом.
Поначалу он был смущен странным молчанием между ними, но когда они оба освоились с тем фактом, что не станут болтать зря, он расслабился и был удивлен тем, что, несмотря на события вчерашнего вечера и последующий сон, его энергия вернулась.
Ощущение наполненности жизнью возникало не столько изнутри, сколько извне, от гомона толчеи, через которую они продвигались. Избавление от чумы дракхов воспринималось как всеобщее помилование перед повешением, и, словно осужденный, неожиданно обретающий свободу, человечество было полно радости бытия, прямо-таки брызжа такой энергией, которую он просто припомнить не мог в годы своего детства на Земле или в любой из последующих визитов.
И Луиза являлась частью этого. О, она была сдержанна, осмотрительна, но, пока они шагали, он чувствовал радость в звуке ее шагов, наслаждение, с которым она вдыхала воздух, воспринимала свежий ветерок, наслаждалась запахом, доносившимся из кондитерской, которую они миновали. Он пытался не слушать, но ее голос был неотразим как сам город, не потому, что был прост или чист, но потому, что это было сплавом простоты и чистоты. Это была
Они поднимались на холм к Сакре-Кер. Достигнув вершины, он заметил, что Луиза наблюдает за ним с непонятным выражением лица.
– Немного не по пути… – призналась Луиза, – но коли вам нравится изображать туриста… – Она пожала плечами. Он почувствовал, что она сочла, что выразилась грубо, и хочет загладить это. Снова жалость.
– Нет нужды, – сказал Бестер. – Мы можем прямо идти туда, куда направляетесь вы.
Когда они пересекали забитый туристами-зеваками сквер, незнакомый мужчина – уличный художник – практически подскочил к ним с альбомом в руке.
– У вас интересное лицо, – сказал он, – уверен, вы хотите иметь сувенир, который станет напоминанием о визите сюда. – Он уже зарисовывал, его рука провела несколько штрихов углем.
– Не сегодня, – бросил Бестер и двинулся с места.
– Нет-нет, погодите. Вы не знаете, как это будет дешево, практически даром. А когда вы увидите, как я схватываю сходство… – он остановился, заметив Луизу. – О, но конечно – вы скорее приобрели бы портрет леди?
– Также нет, – сказал Бестер на ходу.
Человек шел следом, его рука беспрерывно двигалась.
– Вы поблагодарите меня, месье, когда я закончу, не сомневайтесь.
Бестер подумывал, не дать ли парню небольшого ментального тычка. Внезапный ужас, тошнота. Он решил не прибегать к этому. Телепаты все еще регистрировались, и привлекать к себе внимание подобного рода было последним, к чему он стремился. Он с сожалением поглядел на свои обнаженные руки. Было время, когда один лишь взгляд на него и его перчатки избавил бы его от подобной назойливости.
– Слушай, он не станет платить, – сказала Луиза мужчине. – Мы не туристы, и знаем эти игры.
– Тогда я оставлю это себе, – сказал тот вызывающе.
У Бестера подпрыгнуло сердце. Этого он позволить не мог. Тут в сквере было множество других уличных художников, и большинство из них выставляли образчики рисунков. Сколько людей проходит за день через сквер? Тысячи? И сколько из этих тысяч могут узнать Альфреда Бестера, с бородой или без?
Так что ему все равно придется заплатить за рисунок. Странно, однако, Луиза, которая только что отчитывала назойливого художника, внезапно притихла. Она взяла у парня рисунок и с минуту смотрела на него. Затем, по-прежнему ничего не говоря, она полезла в сумочку и достала кредит.
– Вот, – сказала она. – Теперь ступай.
Она взяла картину и свернула ее. Художник ретировался, слегка задрав нос.
– Я же вам говорил, – бросил он через плечо.
– Почему вы это сделали? – спросил Бестер, когда они продолжили путь.
– Мне нравится портрет.
– Не понимаю.
– Я люблю смотреть на небо, – сказала она. – Мне оно нравится всяким. Бледным, пастельно-голубым, индиго в сумерках или затканное облаками. Но мое любимое небо – покрытое черными тучами, когда сквозь тучи на какое-то мгновение прорываются золотые лучи.