Оковы Патрика

Финн Глеб

— Молодой человек считает, что сыграл бы лучше Марсело Монзе? — раздалось над ухом.

Марсело Монзе был претендентом на титул и проиграл в решающей партии, совершив ошибку именно в том положении, в котором были расставлены фигуры на доске.

— Вряд ли, — усмехнулся я. — Из этого положения вряд ли есть выход. Любой ход ведёт к проигрышу.

— Может молодой человек согласится на партию?

— Почему бы и нет? Патрик Флинт, — представился я.

— Иосиф Френкель, — ответил мне старичок. — Очень приятно.

Быстро

расставили фигуры и начали партию. Ну что вам сказать, Иосиф Френкель оказался не лучшим представителем еврейского народа. Получив мат на двадцатом ходе, он покраснел, вены вздулись на его лбу. «Как бы его кондратий не хватил», — подумалось мне. Но додумать я не успел, господин Френкель разразился гневной тирадой, из которой я почерпнул, что я смухлевал и вёл себя бесчестно. Честно говоря, я не был готов к такому повороту событий, поэтому просто растерялся, сидел с открытым ртом и слушал гневные изляния достопочтенного иудея. «Чёрт, меня же сейчас с позором выкинут из клуба. Никто же разбираться не будет. Вон уже люди стали оглядываться и смотреть в нашу сторону. Откуда взялся этот экспонат?»

— Молодой человек, пройдёмте, — раздалось над ухом.

«Ну вот начинается», — мрачно подумал я, поднимаясь со стула.

Администратор провёл меня в отдельный кабинет. Ждал я недолго, минут через пять появилось новое действующее лицо. Это был огромного роста мужчина с усами, как у Будёного. От него изрядно несло ячменным напитком.

— Густав Кохх, — пробасил он, — позвольте принести извинения, каюсь, недоглядел.

— Патрик Флинт, — ещё ничего не понимая, автоматом произнёс я, — я честно ничего такого не делал.

— Да я знаю, — отмахнулся он, — понимаешь, господин Френкель немножко… ммм, как это правильно сказать, не в себе. Когда он проигрывает, то всегда устраивает истерику. С ним в клубе уже никто и играть не хочет. А тут ты новенький, ну вот, — развёл он руками.

«Так, похоже, я нарвался на местного сумасшедшего. Вот так выстраивай планы, а придёт какой-то псих и всё коту под хвост».

— Кстати, я посмотрел твою партию, на двадцать втором ходу ему мат поставил, — продолжил Густав, — удивил. Он хоть и псих, но играет прилично.

— На двадцатом, — автоматом поправил его.

— Прости, что? — переспросил он.

— На двадцатом ходу поставил мат.

— Да? А ну-ка давай сыграем, — предложил он, доставая шахматную доску.

Я с опаской покосился на него. Похоже, тут все психи в этом клубе, а этот ещё и пьяный к тому же.

— А вы кричать и махать руками не будете? — на всякий случай уточнил я.

— Ах-ха-ха, конечно нет, — засмеялся он, — мой рейтинг 2369 — зачем-то уточнил он.

«Вот оно, настоящий гросс, его-то я и ловил в этом пруду», — подумал я, вновь накидывая на себя всевозможные усиления.

Спустя два часа.

— Тут ничья, господин

Кохх, — произнёс я, потягиваясь.

— Я не могу поверить, — оторвавшись от доски, произнёс он, — сколько тебе лет, ты сказал?

— А я и не говорил, — усмехнулся я, — но мне пятнадцать, я ученик выпускного класса Венской школы номер тринадцать.

— Венская школа номер тринадцать, Венская школа номер тринадцать, — бормотал он про себя, — Стоп! Сильвио! — вдруг взревел он и, несмотря на свой возраст, резво покинул комнату.

«Похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки», — решил я, глядя, как Густав Кохх спешно покидает комнату.

Вернулся он через несколько минут, тащя за собой упиравшегося старичка.

— Густав, довольно! — неожиданно приказным тоном произнёс старичок, — Что ты себе позволяешь! Опять напился?

— Что я позволяю? — вскинулся Густав, — У тебя такой бриллиант в школе учится, а ты ни сном, ни духом не ведаешь.

Старичок скептически поглядел на меня, повернулся к Густаву и потребовал:

— Я только первый год в школе, позволь объясниться.

Густав начал сбивчиво объяснять, что это ученик Венской школы номер тринадцать и что он победил сумасшедшего Френкеля и сыграл с ним вничью.

Видимо, Сильвио, а это был он, ничего не понял, но мы вновь расставили шахматы и теперь моим соперником был сам глава совета попечителей моей школы, Сильвио Вака.

— Вам мат, — объявил я на тридцать пятом ходе.

— Вот видишь, а со мной он вничью сыграл, — подняв указательный палец, произнёс Густав.

— Это потому что вы белыми играли, — сказал я и прикусил язык. Язык мой — враг мой.

— Чтооооооооо? — взревел Густав, — а ну-ка расставляй.

Спустя два часа. Около нашего стола собрался весь клуб.

— Пешка проходная, вам её никак не остановить, — произнёс я, зевая.

— Давай ещё.

Уже близилась полночь, но все стойкие члены клуба облепили наш стол и смотрели за битвой гигантов.

— Поразительно, — произнёс Сильвио, — Патрик, ты обязан представить нашу школу на шахматной олимпиаде!

Ага, вот оно признание, ну теперь поиграем уже по моим правилам.

— Я бы с удовольстием, господин Вака, — сделав грустное лицо, произнёс я, — но к сожалению, мне придётся покинуть школу.

— Кааак? — выдохнул как один весь зал.

— Понимаете, я сирота, но неожиданно у меня оказалась сводная сестра из Таиланда, а там революция. Она беженка, родители погибли, у неё кроме меня никого нет, вот мне и придётся заботиться о сестре.

— Сильвио, ты идиот, — прорычал Густав, — этот парень может побороться за корону лет через пять.

— Да погоди ты, — отмахнулся от него Сильвио, — Патрик, а если я устрою твою сестру в школу, ты сможешь выступить?

— Я? Конечно, даже организую шахматный клуб в школе, — пообещал я.