Окоянов
Шрифт:
– Ты плохо работаешь, дрянь. Получай свою пятерку и уходи.
Ядвига не удивилась. Она поднялась с постели и, будто забыв о клиенте, стала одеваться. Не спеша надела панталоны, накинула платье, долго зашнуровывала высокие башмачки. Подом подошла к двери, повернулась и сказала по-белорусски:
– Почему вы все думаете, что счастье можно купить? Нельзя его купить. Еще ваш Иуда из-за этого удавился. А вы так и не понимаете.
Тихо прикрыв дверь, Ядвига ушла.
Недавнее ощущение торжества превратилось в ярость, отчаяние, бессилие. Янкель искусал себе пальцы, выпил все, что было в номере, сильно опьянел и приполз домой по стенке. Впервые он поделился своим состоянием с матерью, которая тогда еще была жива. Старуха молча выслушала его нетрезвую исповедь, а потом сказала:
– Янек, ты уехал из России ребенком и не знаешь,
Янкель слушал свою старуху-мать, а сам думал о том, что его представление о счастье оказалось иллюзией. Какая-то грязная проститутка одним небрежным жестом показала ему, что он – всего лишь денежный глист, копошащийся в своем кошельке и недостойный Высокой Любви! Ей, видите ли, открыта небесная тайна, которая ему, жалкому торгашу, не по чину приходится!
Чувство яростного протеста овладело тогда Шипом – бесплодные мечтатели, пьяницы и бездельники, придумавшие себе нечто недостижимое для того, чтобы не достигать достижимое и в этом находить оправдание своей никчемности. Будьте вы трижды презренны со своей божественной придурью! То, что вы придумали, – пустой бред, уводящий людей от настоящего дела. То, что имеет он, Янкель, – опора земных дел.
И если бы в предутреннем сне ему снова не явилась Ядвига, с ее презрительной полуулыбкой, он бы наверное уже поверил в собственную правоту. Но родной его бес, тот, что постоянно нашептывал в левое ухо точные и необходимые мысли о тех, с кем он имел гешефт, шептал теперь вещи, совсем для него неприятные:
– А ведь не купилась она, Янкелек, на твои фантики. Не заржала от счастья при виде твоих бумажек. Выпрямилась, сука, проститутка, нечисть, гордой кобылой, прошипела всякую грязь и растворилась к чертям собачьим. Как же понять, что даже продажная тварь презирает в тебе дельца? Что же это такое, куда же ты будешь ходить при таком мертвом раскладе?
Он еще не знал тогда, что этот в общем-то мелкий случай западет глубоко в душу, будет жечь огнем унижения и станет началом его борьбы с главной духовной проказой человечества – православием. С годами Шип стал страстным противником этой веры, тяжелыми кандалами висящей на ногах прогресса. Он понял, что сможет стать счастливым лишь тогда, когда эта религия будет повержена.
Он знал, что среди евреев мало ненавистников. Его народ созидает деньги и не размышляет о качествах других наций, по крайней мере до тех пор, пока его не вынудят к этому обстоятельства. Но он, Янкель Шип, опередил своих соплеменников. Он видел дальше их и понимал, что рано или поздно огромное российское пространство откроется для настоящей работы капитала. И впереди пойдут лучшие финансисты и дельцы – его собратья по племени. Без этого нельзя себе представить будущего. Но прежде чем получить доступ к свободной работе на этой территории, необходимо искоренить православие – главный тормоз в голове русского человека. С православием русский не способен воспринять науку жить разумно. Его разум запутался в противоречиях между нормальными земными потребностями человеческого естества и темными законами своей веры, которую не напрасно называют ортодоксальной.
Янкель Шип оглядел зал, прокашлялся и неожиданно громко хихикнул.
– Я так понимаю, что уважаемые джентльмены собрались здесь, чтобы почтить скорбной памятью провал предприятия в России, – сказал он на том ужасном английском языке, на каком говорят евреи-эмигранты первого поколения. – А я скажу, что дело провернуто удачно. Мы, американские финансисты, считаем именно так. Просим прощения за то, что не сразу проинформировали вас о нашей ставке на большевиков. Вы не поняли этого в семнадцатом году, да и сегодня мне
Да, мы начинали предприятие в полном согласии с вами. Действительно, никакая революция в России не была возможна без подрыва военной и полицейской машины Николая Второго. И мы внесли основные кредиты на вооружение кайзера. В этой части наши замыслы сработали успешно. И ваша роль с подготовкой антимонархических сил в Империи также была исполнена блестяще. Но дальше все пошло не по нашему плану. Парализовав царизм, ваши социалисты оказались неспособными оседлать ход событий. После февраля стало понятно, что русскую революцию следовало проводить при сохранении самодержавной вывески. Но это понимание пришло слишком поздно. Такое опоздание было бы простительно нам, американцам. Мы только начинаем заниматься Россией. А вот почему за сто пятьдесят лет укоренения ваших лож в России вы не поняли главного – русское самодержавие является основным скрепляющим обручем народной жизни? Без царя русские превращаются в дикую вольницу. Это со всей очевидностью проявилось после учреждения Временного правительства. Оно не смогло взять реальную власть в свои руки и стало на глазах деградировать. Армия начала разваливаться. Из нее бежали массы вооруженных дезертиров, разложившие весь гражданский порядок. В деревне начался захват помещичьих земель. Местные власти не работали. Страна становилась неуправляемой, назревала еще одна стихийная революция. И если бы мы не помогли большевикам схватить власть, то мужики свернули бы Керенскому шею и поставили бы своего мужицкого царя. Только никакого влияния, джентльмены, наши ложи на него уже не имели бы. А на большевиков мы имеем! И даже очень хорошо, что Властитель Неба распорядился таким образом. Мы считаем, что большевики – это лучшее средство подготовки великого русского народа к демократии. Потому что путь к демократии лежит через полное искоренение православия. Кто же сделает это лучше и быстрее кровавых фанатиков коммунизма?
Вы спросите, что будет потом? Никто не знает, что будет потом. Мы, в американских ложах, считаем, что для начала следует разрушить эту историческую цивилизацию, которая занимает половину развитого мира и покоится на ортодоксальных основах. Она еще отнюдь не разрушена! И много сил еще придется потратить, чтобы след ее исчез в прошлом, а на карте мира появилось какое-то переходное государство, которое только потом, в будущем, превратится в нормальную страну.
Да, переходное! Пусть это будут большевики. Каждый из вас понимает, что большевистская доктрина нежизнеспособна. Но зато она агрессивна. Она выжжет русскую историческую память, очистит русский разум, подготовит русский характер к тому, за что боремся мы, – к новому Богу – Золотому Тельцу. Неужели это трудно понять?
Впрочем, о чем я говорю. Судя по тому, как вы обложили репарациями Германию, ваша алчность слепит вам разум. Я скажу вам на это следующее: немцы, конечно, не умрут с голоду. Это сильная нация, она выживет. Но такого издевательства над ней всею, над каждым ребенком и беспомощным стариком, она вам не простит. Вы еще будете горько плакать, вспоминая о Версальском мире… Кстати, об этом договоре. Мы, конечно, продолжим работу по созданию Лиги Наций. Но, думаю, Совдепия не даст нам развернуться так, как мы хотим. Потом, попозже, мы вернемся к этой идее. Может быть, даже не мы, а наши дети.
Теперь о главном. Я приехал сюда не для того, чтобы читать вам мораль.
Я привез к вам общее мнение американских лож. Оно заключается в том, что вы, господа, безнадежно отстали от живой жизни с вашими играми в загробную конспирацию и составлением бумажных планов, годных только на растопку ваших каминов. Вы мыслите понятиями девятнадцатого века, хотя и в нем у вас было больше позорных провалов, чем успехов. Вспомните хотя бы виселицы Шлиссельбурга, на которых проветривались ваши декабристы в восемьсот двадцать пятом и ваши социалисты в последующих десятилетиях. Сколько их, неизвестных и известных героев масонства, погибло из-за вашего барского снобизма и тупости ваших руководителей на местах. Стыдно вспомнить о покушении на Столыпина. Вы погубили массу боевиков и невинных граждан, а финальную точку в истории с премьером пришлось ставить нашему киевскому кагалу. А чего стоит ваш тупица Локкарт, пославший в подвалы ЧК сотни людей? Вы пытаетесь сделать из него героя! А ему место коверного в бродячем цирке.