Округ Форд (сборник)
Шрифт:
А потом Реймонд убил шерифа, и его заперли в камере смертников, где тоже имелись свои правила.
Ко всему можно приспособиться, самые неприятные занятия входят в привычку, и Инесс Грейни даже научилась с нетерпением ожидать этих посещений. Братьев осуждал весь округ, но мать никогда не бросала своих детей. Она рожала их, она была рядом, когда они подрастали, когда их обижали и били. Она страдала на судебных процессах и слушаниях по условно-досрочному освобождению и говорила каждому, кто соглашался выслушать, что мальчики они хорошие, просто с ними плохо обращался человек, за которого она имела несчастье выйти замуж. А потому это ее вина. Выйди она за приличного человека, дети выросли бы нормальными людьми.
– Думаешь, эта женщина
– Свят-свят, – простонала Инесс.
– Разве она пропустит такое шоу? – заметил Бутч. – Уверен, непременно будет ошиваться поблизости.
– Господи, спаси и сохрани.
«Этой женщиной» была Талуя, городская сумасшедшая; она вошла в их жизнь несколько лет назад и умудрилась еще больше осложнить и без того скверную ситуацию. Через одного из активистов группы, требующей отмены смертной казни, она вышла на Реймонда, который в присущей ему манере ответил длинным письмом, где утверждал, что невиновен, что обращаются с ним просто ужасно, ну а дальше шла обычная чепуха о том, как он намерен построить карьеру писателя и музыканта. Он посылал ей стихи, любовные сонеты – словом, совсем вскружил голову дурочке. Они виделись в приемной для посетителей, и, глядя друг на друга через окошко, затянутое толстой металлической сеткой, умудрились влюбиться. Реймонд пропел несколько блюзовых мелодий, Талуя разрыдалась. Поговаривали даже о женитьбе, но планы эти пришлось отложить, поскольку тогдашнего мужа Талуи казнили в штате Джорджия. После недолгого траура она вновь приехала в Парчмен, где и состоялась странная церемония, прошедшая вразрез с законами штата, а также всеми религиозными доктринами. А потому брак признан не был. Это, впрочем, не помешало Реймонду продолжать пребывать в состоянии влюбленности, вдохновившей его, как он писал в очередном пространном послании, на новые литературные подвиги. В этом же письме он сообщил семье, что Талуя желает посетить округ Форди познакомиться с новыми родственниками со стороны мужа.
И действительно, вскоре она приехала, но поскольку семья отказалась признать ее своей, тут же нанесла визит в редакцию «Округ Форд таймс», где поделилась своими путаными соображениями о смертной казни, предчувствиями касательно великого предназначения бедного Реймонда Грейни, а также уверенностью, что новооткрывшиеся обстоятельства дела и улики помогут снять с него обвинение в убийстве шерифа. Мало того, Талуя заявила, что носит во чреве ребенка Реймонда – результат нескольких проведенных совместно супружеских ночей. Согласно новым законам, приговоренным к смертной казни такое теперь разрешалось.
Откровения Талуи вместе со снимком занимали всю первую полосу, однако журналист проявил достаточно мудрости и, прежде чем отправить номер в печать, связался с тюремным начальством в Парчмене. Выяснилось, что никаких супружеских свиданий там не разрешалось, в особенности заключенным, приговоренным к смертной казни. К тому же официальных записей о том, что вышеупомянутые персоны состоят в законном браке, у администрации не было. Тем не менее несгибаемая Талуя, продолжая размахивать флагом Реймонда, даже решила отправить несколько его объемистых рукописей в Нью-Йорк, где ограниченные, тупые издатели их снова отвергли.
Со временем Талуя поутихла и отвязалась от семьи Грейни, но Инесс, Леон и Бутч продолжали жить в постоянном страхе, опасаясь, что на свет вскоре может появиться отпрыск Реймонда. Несмотря на все запретительные правила и законы, касающиеся интимных супружеских встреч в тюрьме, они слишком хорошо знали младшенького. Уж он-то всегда найдет способ.
Прошло два года, и Реймонд известил родных о том, что собирается разводиться с Талуей, а для этого ему требуется пятьсот долларов. Это вызвало очередной скандал с обвинениями в мошенничестве, безобразной руганью и упреками, и деньги были собраны только после угрозы Реймонда покончить жизнь самоубийством, причем угрожал он не впервые. Вскоре после того как ему были высланы чеки, пришло очередное
Леона и Бутча больше всего бесило в брате ощущение собственной значимости, точно они, семья, обязаны высылать ему деньги по первому требованию – всего лишь по той причине, что он приговорен к смертной казни. В самом начале, когда Реймонда только упекли за решетку, Леон с Бутчем напомнили ему, что он не прислал им и цента, когда сами они сидели, а он находился на свободе. Это привело к очередному безобразному скандалу, и Инесс была вынуждена вмешаться, чтобы утихомирить сыновей.
Она сидела сгорбившись в инвалидной коляске, на ее коленях лежала большая полотняная сумка. Прогнав мысли о Талуе, Инесс открыла сумку и достала самое последнее письмо Реймонда. Вскрыла простой белый конверт с витиеватой надписью курсивом, развернула два вырванных из блокнота листка желтоватой бумаги и начала читать:
«Дорогая мамочка!
Становится совершенно ясно и очевидно, что неуклюжие и громоздкие и даже в каком-то смысле летаргические махинации нашей неадекватной и бесчестной, даже коррупционной судебной системы неизбежно и неотвратимо привели к тому, что она нацелила на меня отвратительный кровожадный взгляд».
Инесс перевела дух, потом прочла первое предложение еще раз. Большинство слов казались знакомыми. За годы тренировок с письмом Реймонда в одной руке и словарем в другой она не переставала дивиться, как много можно почерпнуть из этих словарей.
Бутч обернулся, увидел письмо, покачал головой, однако промолчал.
«Тем не менее штат Миссисипи снова проявил несговорчивость и злую волю, стремление загнать человека в угол, достиг наивысшей точки деградации в своей решимости выпустить кровь из Реймонда Т. Грейни. И тому пришлось обеспечить себе услуги молодого адвоката поразительных способностей, этот человек экстраординарных юридических талантов был выбран мной из бесчисленных легионов барристеров, которые в буквальном смысле слова бросались к моим ногам».
Снова пауза, снова быстрое перечитывание. И Инесс продолжила:
«Неудивительно, что юрист столь исключительных и высочайших, и да, даже можно сказать, уникальных способностей и достоинств не может работать и эффективно защищать меня без соответствующей рекомпенсации».
– Что такое «рекомпенсация»? – спросила она.
– Прочти по буквам, – попросил Бутч.
Инесс медленно произнесла слово по буквам, и все трое задумались, что бы оно могло означать. Упражнения в лингвистике стали для семьи делом привычным, даже рутинным, как разговоры о погоде.
– А о чем там вообще речь? – спросил Бутч, и Инесс перечитала предложение. – Ясно. О деньгах, – заключил Бутч, и Леон тут же с ним согласился. Загадочные слова, употребляемые Реймондом, чаще всего относятся к деньгам.
– Дай я продолжу, – предложил Леон. – У него новый адвокат, и ему нужны деньги на оплату услуги.
Инесс проигнорировала слова сына и продолжила чтение:
«С большой неохотой и даже определенным душевным трепетом я отчаянно умоляю, даже призываю вас собрать вполне обоснованную сумму 1500 долларов, которая найдет должное применение в деле моей защиты и, несомненно, поспособствует моему оправданию и освобождению – иными словами, спасет мою задницу. Давай же, мама! Пробил час, и вся семья должна взяться за руки, соединить усилия и в метафорическом смысле осилить это единственное препятствие. Ваш отказ, даже непокорство приведут к самым пагубным последствиям, которые только можно вообразить».