Окруженец. Затерянный в 1941-м
Шрифт:
– Суки… – полицай попытался вскочить, но в этот момент палец пришел в движение.
Бах! Пуля ударила Тараса в пах и бросила обратно. Бах! Бах! Бах! Бах!
– Все, достаточно. Он уже мертв.
– Сержант, как там?
– Плохо, Бес, «чехи» с двух «подносов» жарят. Во втором отделении два «двухсотых», у нас Дягелева наповал и Смирнов тяжелый.
– Бл… Где поддержка?
– Лейтенант говорит, обещали «вертушки», но больше получаса прошло, обедают небось.
Бах! Бах! Еще один сдвоенный разрыв ударил совсем близко от бруствера, над
– Тебе чего, жить надоело?
– Товарищ прапорщик, вас капитан вызывает, – и как будто оправдываясь: – Рацию разбило, вот пришлось.
Блин, идиотизм, накрылась одна рация, и все как в восемнадцатом веке. А вот бежать пятьдесят метров под минами совсем не здорово, хотя приказы не обсуждаются. Бах! Бах! Рывок, побежали! Бах! Бах! Поздно, мы уже в домике, в окопе, конечно, но все одно хрен достанешь.
– Товарищ капитан…
– Так, Бессонов, – обрывает меня офицер. – «Вертушек» не будет, но есть кое-что получше. Сейчас вон на ту высотку выдвинутся два «буратины». Связь будет через пять-десять минут, но ты все равно дуй туда, дашь целеуказание.
– Есть!
Эх, опять бежать. Ну, где наша не пропадала.
Проснувшись, почувствовал себя как сыр в сэндвиче, – справа и слева мирно посапывали два организма. Маша вообще закинула на меня одну руку, а голову просунула под мышку. От того, что она отлежала мне руки, и пришлось покинуть царство Морфея. Опять странный сон, если прежний еще можно было списать на странности, то в этом вообще все непонятно. Бойцы одеты в незнакомую форму – оружие и снаряжение вообще ни в какие ворота. А звание – прапорщик? Такое только при царе было. «Вертушки», «буратины» и прочая непонятина… Что интересно – оба раза я какой-то Бес. Ладно, подумаю об этом после.
Вчера решил караул не выставлять, неправильно это, конечно, но сидеть ночь без сна, от моих попутчиков толку было мало, а затем день идти – я ж сдохну. Ну, не сдохну, но толку от меня такого будет немного. Выбраться, не потревожив родственников, похоже, будет проблематично. Ну вот – проснулась.
Вынырнув из подмышки, девушка глянула на меня еще мутными от сна глазами, дыхнула коньячным перегаром, я в нее вчера грамм триста вкачал, и замерла. В глазах сначала отразилось непонимание, затем страх, ужас и тут же покой – все в течение каких-то трех-пяти секунд.
– Привет.
– А? Да, привет…
– Как голова, не болит?
– Нет, все нормально. Извини… я отойду.
– Конечно, а я пока этого барсука растолкаю.
– Ага, попробуй, у меня это только через раз получается.
Глядя на улыбку, озарившую лицо девушки, понял, что все будет хорошо. Может, не сразу, но будет! Маша легко вскочила и порскнула в кусты, только ветки качнулись. У меня тоже мочевой пузырь не железный, если девочки направо, то мальчики налево, им, как будущим мужчинам, именно туда положено. Вернулся быстро, уже с хворостом. Маша разбирала мешок с продуктами, что мы уволокли из ее дома.
– Что, не удалось? – махнула головой на посапывающего братца.
– Еще не приступал, ходил посмотреть, нет ли где поблизости
– Ничего, продрищется и снова будет приключения искать. Он скорее Бабу-ягу сам съест, а точнее вопросами замучает.
– Любопытство не порок.
– Ты ему только не говори, что на самом деле там было, – девушка снизила голос до шепота, жарко дохнув мне в ухо.
– Могила, но только ты веточку еловую пожуй, ладно?
Маша поднесла ладошку ко рту, дыхнула и забавно сморщилась.
– Ой! Я же раньше ничего крепче кагора не пила. Сейчас.
Опять пропала.
– Иван, вставай, на тебе костер!
Нет ответа.
– А ну, боец, подъем! Пять минут на оправку.
Ага, зашевелился.
– Не туда, в другую сторону.
Пока подчиненные занимаются гигиеническими процедурами, надо бы размяться. Куртку, китель, рубаху долой. Начнем с приседаний, теперь наклоны, затем скрутки. Вот и ночная стылость из мышц уходит, сейчас пар пойдет. Не пошел, но согреться согрелся.
Маша притащила из недалекого ручья воду в котелке и собиралась пристроить его над еще пока больше дымящим костром, украдкой поглядывая в мою сторону.
– Машуль, не в службу, а в дружбу, полей. Я за водой потом сам схожу.
– Да мне нетрудно, – девушка зарумянилась, подходя ко мне и держа котелок за ручку обеими руками у груди.
Нет, точно все с ней будет отлично.
Вода полилась на спину, на шею, срываясь на землю тонкими струйками.
– Уф, – я распрямился, отфыркиваясь, как морж, и размазывая остатки воды по груди и бокам.
– Машка, отскакивай! Сейчас начнет отряхиваться, как Полкан, и забрызгает.
Иван звонко засмеялся, но, вероятно вспомнив судьбу собаки, резко оборвал смех.
– А кто будет обзываться, целиком в ручей полетит, заодно и постирается – надо срочно спасать ситуацию, сбивать хандру. Широко, по-борцовски расставляю руки и, скорчив зверскую физиономию, наступаю на мальчишку.
– Фиг поймаешь, – сорванец уже забыл о своем горе, показывает язык и отбегает.
– Буду я за тобой гоняться, сам есть придешь.
Оборачиваюсь. Девушка смотрит на меня сияющими глазами, держа котелок в опущенной правой руке, а согнутый указательный палец левой прикушен зубами. Блин, как бы ни перестараться – влюбится в спасителя, что я с ней делать буду?
Завтрак был хоть и не фонтан, но горячий – все не сухпай жевать. Пока местность для ребят знакомая, пусть они ведут. Впереди пошла Маша, как я ни подтягивал ей ремень винтовки, все одно приклад трехлинейки бил ее под колено. Ваньке, шедшим вторым, винтовку не дал, хотя он и очень хотел – обошелся трофейным наганом. Пацан, конечно, положил глаз на мой «гранд писанс», особенно когда узнал, сколько у него патронов в магазине, но тут уж я встал крепко – либо наган, либо вообще ничего. Ничего оказалось хуже. При этом паренек искренне считал, что его оружие лучше, чем у сестры, так как трехлинейка вмещает максимум шесть патронов против его семи, вот только самих патронов у него оказалось меньше, ведь к «мосинке» мы нагребли их изрядно – почти сотню. Сам встал замыкающим – как наиболее выносливый, а то не дай бог кого потеряю, широко шагая.