Окружное шоссе

Мигицко Валерий

– Это Бабура, - мгновенно отреагировал Вул.
– Только почему он...

– А может, Цырин?
– усомнился полковник.
– Не путаете?

– Это Бабура, - повторил Бул.
– Но почему он в таком виде?

Последовала выразительная пауза.

Полковник позвонил.

Появился конвоир и вывел Вула.

– Как же все получилось?
– сокрушенно произнес капитан.
– Как?

– Перестаньте, - оборвал его Мытарев.
– Вы мне таким не нравитесь. В лодке убит Бабура, это ясно. Давайте думать как

все поправить.

"Верно, - подумал капитан - Сейчас не время бить себя в грудь. Действовать надо".

– Что вы думаете по поводу пограничников?
– уже поспокойнее продолжал полковник.
– Киреев сообщил, что их восемнадцать человек.

– Кто-нибудь, включая отпускника, мог уехать, минуя Приморск?

– Нет.

– Кому для этой цели больше подходил самолет?

– Троим. Двоим в Свердловск и одному в Алма-Ату.

– Среди этих троих есть отпускник?

– Есть. Это ему в Алма-Ату.

– Меня, Владимир Николаевич, больше всего занимает отпускник. И вовсе не потому, что пассажирам автобуса пограничник показался отпускником. Он был один - демобилизованные обычно держатся вместе. Тем более, что всем в Приморск. р

– Но ведь кто-то мог и поотстать.

– Конечно. Вернемся к Цырину. Все его странности, несомненно, являлись составляющими одного чрезвычайно тонкого плана. Он спешил. Он бросил автобус, потому что спешил.

Он оставил в лодке половину денег, потому что спешил. Он пошел на эту жертву, надо думать, не без колебаний. Она была призвана сбить нас с толку и, признаемся, сбила: буквально до последней минуты мы считали, что убит именно Цырин. Но с другой стороны, он позволил себе появиться дома.

Почему? Имея гарантированный, как он считал, заслон? Какой?

– Он собирался воспользоваться мундиром и документами убитого и улететь мы уже обсуждали такую возможность, - сказал капитан.

– И улететь он должен был ещё сегодня рано утром, обойдя нас на несколько часов. Только вот куда он собирался лететь?

– В Алма-Ату, - сказал Зенич.

– Почему?

– Демобилизованные редко ездят поодиночке, вы правы.

Но это ещё не все. Положение демобилизованного не устраивало Цырина.

– Не совсем вас понимаю, Владимир Николаевич, но продолжайте.

– Тут ничего конкретного. Так, предположение. Я вдруг вспомнил, как сам служил. Отпуск дали, молчком приехал - дома никто ничего не знал. Увидели глазам своим не поверили. Зато уж когда демобилизовался... Четверо суток поезд шел, и я с каждой станции слал телеграмму. Здесь работает какая-то чисто солдатская психология: в отпуск лучше являться неожиданно, со службы наоборот. Предупреждал этот парень о своем приезде или нет, можно будет уточнить, но если нет, то Цырин об этом должен был знать.

– Любопытно. Ну и что?

– А то, что личина отпускника гарантирует Цырину двухнедельную фору десять дней отпуска, плюс дорога. Дома пограничника

не ждут. В части о нем не станут беспокоиться до тех пор, пока не придет ему пора возвращаться. Не раньше этого срока что-то заподозрим и мы. В Алма-Ате же Цырин возникнет в своем истинном облике или в любом другом и двинет, куда ему надо. Считайте, что в этом случае след его окончательно утерян.

– Если все обстоит именно так...
– сказал полковник.
– Если именно так, повторил он, - то Цырин ещё здесь. Аэропорт закрыт вторые сутки. Нелетная погода - это иногда весьма кстати. Хотя, признаюсь, весь день я думал по-другому.

– Поеду, - сказал капитан.
– Поищу в аэропорту. Цырин человек настойчивый. Он будет ждать самолета.

– Поезжайте. Кого вы намерены взять с собой?

– Емелина и практиканта.

– Не мало?

– Нет. Разрешите идти?

– Идите, Владимир Николаевич. И пожалуйста, узнайте заодно, как там мой новосибирский. Не затруднит?

– Не затруднит, - сказал капитан, стоя в дверях.
– Значит, не верите?

– Сомневаюсь, - сказал Мытарев.

Но Зенича уже не было в кабинете.

ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ

В маленькой комнате с радиостанцией - резиденции руководителя полетов-их находилось пятеро.

– Начнем, товарищи, - сказал Зенич, - Прошу вас, Василий Ильич.

Руководитель полетов Гуляев, пожилой, массивный и очень смуглый человек, хлопнув ладонями по коленям, встал.

– Аэропорт открыт на вылет двадцать минут назад, - сообщил он.
– Машина алма-атинского рейса должна уйти через полчаса первой. Пассажир Житников, следующий до Алма-Аты, зарегистрирован под номером семнадцать. Его место 4 б. Багажа не сдавал.

– Спасибо, - поблагодарил его капитан.

Покачав головой, Гуляев сел.

– Вечно что-то случается в мое дежурство, - мрачно объяснил он.

– Товарищ Емелин, - попросил капитан.

– Мы его не нашли, - доложил лейтенант Емелин.
– В помещениях для пассажиров его нет.

– Придет, - сказал Гуляев.
– Объявят посадку, и придет.

– Точно, - согласился Зенич.
– Он ничего не знает и ни о чем не должен знать. У него сейчас единственное препятствие - погода. Когда он услышит про посадку, он расслабится. Это неизбежно, и это нам очень на руку.

– Тут спрятаться - раз плюнуть, - добавил дежуривший в вокзале лейтенант Гетьман. Высокий, худой, неестественно стройный, неспокойный в поведении, он был полной противоположностью флегматичному на вид Гуляеву.

– Когда посадка?
– спросил Зенич.

– Когда прикажете, тогда и сделаем, - ответил Гуляев.
– Все в наших силах.

– А если он прямо к трапу пойдет?
– предположил Емелин.
– Возможно такое в принципе?

– А чего ж тут невозможного?
– сказал руководитель полетов.
– Перелазь через забор и иди.