Октавия
Шрифт:
Осторожно шевельнув рукой, я чуть не взвизгнула, наткнувшись на чье-то тело. Это Седрик. Я застонала. Нет, Седрик в Норфолке, собирает под свои знамена правоверных. В моей постели лежал неверный. Откинув простыню, я осмотрела его и с первого же взгляда обнаружила, что безупречный вкус не изменяет мне и в состоянии опьянения. И в очередной раз убедилась в том, что соображения мне все-таки не хватает, иначе я не оказалась бы в постели с первым встречным.
С трудом припоминая события вчерашнего вечера, я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Он должен
Мне кажется, Рори был все еще пьян, когда я разбудила его. Он встал, раздвинул шторы и достал сигарету.
– Что случилось вчера?
– О, Рори, - взвыла я, - разве ты ничего не помнишь?
– Я помню дождливое детство среди овец в Шотландии, как меня выгнали сначала из Хэрроу, а потом из Оксфорда. Я помню, как приехал в Лондон продать свои картины. А потом - провал в памяти. Помню только бесконечные попойки.
– Мы были у Энни Ричмонд.
– Так, так.
– Мы оба там порядочно выпили и приехали сюда.
– Так, так, так.
– Он снова улегся в смятую постель.
– А дальше что?
– Боже мой, неужели ты не помнишь?
– Ну и как, ничего получилось?
– В его тоне не было ни малейшего смущения, одно любопытство.
– Ты был великолепен, и в этом-то весь и ужас!
– Я зарылась лицом в подушку и разрыдалась.
Он гладил меня по голове, но я не успокаивалась.
– Я вообще не такая. Я не ловлю мужчин и не сплю с первым встречным. По крайней мере, не в последнее время. А тебе лучше поторопиться, у тебя с кем-то встреча в одиннадцать.
– Да, да.
– Он медленно поднялся и начал одеваться. Я чувствовала себя совершенно несчастной, но попыталась обратить все в шутку.
– Не воображай, пожалуйста, что я получила огромное удовольствие от нашей встречи. Ничего подобного, - я презрительно фыркнула.
Он засмеялся. Когда он оделся и порезался, бреясь Нининой пластиковой бритвой, то вернулся в спальню.
– Запомни в точности, что случилось прошлой ночью. Когда я примусь за мемуары, мне понадобится твоя помощь.
Я застонала, натягивая себе на голову подушку.
– Пока, - сказал он.
Я испытала все муки ада, гадая, вернется он или нет. Я ругала себя за то, что имела глупость пойти к Энни, за то, что позволила Рори соблазнить себя. Но, хотя он и не помнил ничего, это было изумительное ощущение, после которого мне с Седриком просто делать будет нечего.
Трижды звонил телефон. Каждый раз спрашивали Нину и каждый раз звонившему доставалось за то, что он не Рори. В четыре часа, сообразив, что он не вернется, я встала, приняла ванну, проплакала час, а потом налила себе огромную порцию виски. Дурные привычки прививаются быстро. Скоро я начну походя жевать что-нибудь между едой.
В шесть часов в дверь позвонили. Успокойся, твердила я себе. Не теряй голову. Это же, конечно, молочник
Но это оказался Рори. Он пошатывался и был бледен до зелени.
– Меня только что вырвало, - сказал он.
Я засмеялась, стараясь скрыть свою радость.
– Заходи, - сказала я.
Он прямо направился за бутылкой.
– Можно мне еще выпить? Мое похмелье войдет в историю медицины. Родовые муки ничто по сравнению с ним.
Его трясло.
– На эти эксцессы есть причина, - продолжал он.
– Но, к счастью, я сейчас не могу вспомнить, какая. Мне вообще-то не следовало возвращаться. У меня просто кончились деньги.
– Мне всегда хотелось взять мужчину на содержание, - сказала я.
– Дела еще не так плохи. В салоне мне повезло.
– Твои картины понравились?
Он кивнул.
– Весной мне обещают выставку.
– Но это замечательно. Ты прославишься.
– Не сомневаюсь.
– Прищурившись в зеркало, он смахнул со лба темную прядь.
– Мне очень скверно.
– Тебе нужно что-нибудь съесть.
– Ты прелесть. Жаль, что у меня нет матери, которая бы так со мной возилась.
На самом деле ему было очень плохо. Всю ночь и почти весь следующий день, с высокой температурой, в бреду и обливаясь потом, он цеплялся за меня, бормоча что-то нечленораздельное. Он дрожал, как вытащенный из воды щенок. К. вечеру в воскресенье, однако, ему стало лучше. Взяв со столика фотографию Седрика, он вдруг выбросил ее в окно.
– Не очень-то дружелюбный жест, - сказала я, прислушиваясь к звону разбитого стекла.
– Когда он возвращается?
– Завтра. Седрик мне очень помогает. Он не дает мне сбиться с пути. До встречи с ним я была довольно легкомысленна.
– Это потому, Эмили, что ты из тех, кто предпочитает давать, а не брать, и не в твоей натуре обижать людей. Ты спала со всеми ними потому, что ты не могла сказать “нет”, а не потому, что хотела сказать “да”.
– Нет, не всегда. Вообще-то их было не так уж много, во всяком случае, до двузначных цифр не дошло.
– Если бы я позвонил и пригласил тебя куда-нибудь, - продолжал он, не обращая внимания на мои слова, - ты бы согласилась, даже если бы я тебе не нравился, только чтобы не огорчать меня. А в последний момент ты бы послала мне телеграмму или попросила подружку позвонить и сказать, что ты что-то съела и отравилась.
– Почему ты так думаешь?
– спросила я обиженно.
– Я знаю.
– Он привлек меня в свои объятия.
– Но ты нездоров, - возразила я.
– Не настолько уж, - сказал он.
***
– Мне нравится спать с тобой, - сказал он через пару часов.
– Давай поженимся.
Я ошеломленно на него уставилась.
– Пошли Седрику сейчас же телеграмму, - продолжал он.
– Я не хочу, чтобы он стал нам помехой.
– Ты сказал, что хочешь на мне жениться?
– прошептала я.
– Ты не можешь этого хотеть. А как же все эти девушки, которых у тебя столько? Ты мог бы жениться на ком угодно. Почему на мне?