Октябрьская страна
Шрифт:
Она засекала время. Каждые пять минут смотрела на часы - и часы вздрагивали, и время вздрагивало вместе с ними. И эта дрожь, казалось, никогда не прекратится. Мари попросила воды. Перевернулась с боку на бок. Еще раз. И еще раз. За окном гудел ветер, сбивая набекрень шляпы фонарей - ив окна врывался свет, будто кто-то открывал глаза, а потом закрывал их. Снизу, из холла, не доносилось ни звука - гостиница словно вымерла после ужина.
Он подал ей стакан воды.
– Я замерзла, Джозеф, - проговорила Мари, поглубже зарываясь
– Ничего страшного, - сказал Джозеф.
– Правда замерзла! И плохо себя чувствую, и вообще - я боюсь...
– Господи, ну чего ты боишься?
– Я хочу сесть в поезд и поскорее уехать в Штаты...
– Поезда ходят только из Леона - здесь не проходит железная дорога, - вздохнул Джозеф и прикурил очередную сигарету.
– Ну так давай доедем до Леона.
– Как? На такси? А свою машину бросим здесь? И потом - здесь такие шоферы...
– Все равно. Я хочу уехать.
– Утром тебе станет лучше.
– Нет, не станет. Я знаю, не станет! Мне плохо!
– Но это влетит нам в кругленькую сумму, дорогая - брать машину до самого дома. Думаю, здесь пахнет сотнями долларов.
– Неважно. У меня на личном счету есть двести долларов. Я заплачу. Только, ради всего святого, поехали домой!
– Ну что ты - завтра утречком выглянет солнце, и ты сразу почувствуешь себя лучше... Это все потому, что нет солнца.
– Солнца нет, и ветер поднялся...
– прошептала Мари, закрыв глаза и прислушиваясь.
– Завывает, как в пустыне. Непонятная страна эта Мексика. Или джунгли тебе - или пустыня. И кругом разбросаны крохотные городки, вроде этого, где фонарей раз-два и обчелся...
– Между прочим, довольно большая страна.
– Неужели местные жители никогда не ощущают себя одинокими в этой пустыне?
– Думаю, они привыкли.
– И не боятся?
– Чего им бояться - у них есть вера, религия.
– Мне бы такую веру.
– Знаешь, если бы у тебя появилась вера, ты бы очень быстро разучилась думать, - сказал Джозеф.
– Если отдаться целиком какой-то одной идее, то в голове просто не останется места для чего-то другого.
– Вчера, - тихо произнесла Мари, - мне только того и хотелось. Я рада была бы ни о чем не думать и целиком отдаться какой-нибудь идее, которая спасла бы меня от страха
– Господи, какого еще страха? О каком ты говорил страхе?
– пожал плечами Джозеф.
– Если бы у меня была вера, - проговорила Мари, не обращая внимания на его слова, - то я бы знала, как себя приободрить. Я просто не умею выводить себя из этого дурацкого состояния...
– Боже...
– пробормотал себе под нос Джозеф и рывком сел.
– Я всегда была верующей, - сказала Мари.
– Баптисткой.
– Нет. Тогда мне было лет двенадцать. Я перестала верить - потом.
– Ты никогда мне не рассказывала.
– Да нет же - ты знаешь...
– Какая еще вера? Гипсовые святые в ризнице? Или нет - какой-то
– Да.
– И что же - он отвечал на них?
– Ну, немного. Один раз. А потом - нет. Ни разу больше. За долгие годы - ни разу. Но я все равно продолжаю молиться.
– Что же это за святой?
– Святой Иосиф.
– Значит, святой Иосиф.
– Он встал и с оглушительным бульканьем налил себе воды из стеклянного графина.
– Проще говоря, Джозеф, да?
– Это совпадение, - сказала Мари.
Некоторое время они в упор смотрели друг на друга. Затем Джозеф отвернулся.
– Надо же - гипсовые святые...
– проговорил он, отхлебывая воду.
– Джозеф!
– прозвучал голос Мари в повисшей тишине.
– Что?
– Возьми меня за руку, пожалуйста.
– Ох уж эти женщины...
– вздохнул Джозеф, после чего подошел и взял жену за руку.
Через минуту она вдруг выдернула у него руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа так и осталась в воздухе, пустая. Мари закрыла глаза и сказала дрожащим голосом:
– Надо же... Это вовсе не так здорово, как я себе представляла. На самом деле, когда я проделывала это в уме, было даже гораздо приятнее.
– Господи...
– только и сказал Джозеф. Затем встал и направился в ванную.
Мари выключила свет. Теперь лишь тоненькая желтая полоска светилась под дверью ванной. Мари вновь прислушалась к своему сердцу. Оно стучало ужасно быстро - не меньше ста пятидесяти ударов в минуту. И вновь изнутри ее тела исходил какой-то отвратительный дребезжащий гул, как будто во всех костях завелись трупные мухи - и теперь жужжат, жужжат, жужжат... Она пыталась смотреть перед собой, но глаза ее будто перевернулись внутрь и видели только сердце. Сердце, которое разрывалось на части в грудной клетке.
В ванной шумела вода. Мари слышала, как муж чистит зубы.
– Джозеф!
– Да, - отозвался он из-за закрытой двери.
– Пойди сюда.
– Что тебе нужно?
– Я хочу, чтобы ты обещал мне кое-что. Пожалуйста, прошу тебя...
– Но что?
– Сначала открой.
– Я спрашиваю - что? Что именно?
– раздался голос из-за закрытой двери.
– Обещай мне...- начала Мари и запнулась.
– Ну что, что тебе обещать?
– спросил Джозеф, прервав затянувшуюся паузу.
– Обещай мне...
– снова начала Мари и снова замолчала.
На этот раз муж ничего не сказал. Мари обнаружила, что ее сердце стучит в унисон с часами. Где-то за окном скрипнул фонарь.
– Обещай мне, если что-нибудь... случится...
– услышала она свой голос - такой глухой и далекий, будто она стояла в миле отсюда, - ...если что-нибудь случится со мной, то ты не дашь похоронить меня на этом кладбище, рядом с этими мерзкими катакомбами!
– Ну, не глупи, - отозвался Джозеф из-за двери.