Ола и Отто. Выбор
Шрифт:
Я вздохнула с облегчением, потому что волновалась за Отто. А если он сидит с такими же добропорядочными, как и он сам, то полугном найдет чем заняться! Будет заводить полезные знакомства и слушать последние сплетни.
— А у меня завтра экзамен — защита диплома, — пожаловалась я.
— Это еще что! Вот меня вытащили из постели одного красавчика, у которого я осталась после вчерашней вечеринки, — весело сказала Блия.
Теперь я поняла, почему ее платье было таким открытым и воздушным. Да, не повезло девушке!
На
— Что это за гадость? — спросила Тяка.
— Овсянка! — радостно сказала я, понюхав варево. Впрочем, чтобы догадаться что это, мне не обязательно было нюхать. Овсяная каша, забытая на плите в большом количестве воды всегда превращалась в подобную малоаппетитную массу.
— Я это есть не буду!
— Ну и зря, — сказала я, глотая кашу. На вкус она оказалась ничем не хуже моей собственной стряпни, в каше даже было масло. — До вечера больше ничего не дадут, будет у тебя желудок урчать.
— Не будет, я редко ем. Я питаюсь духовной пищей, — прошептала Тяка, вздыхая так, что грудь в ажурном платьице стала похожа на работающие кузнечные мехи. — Вам, предпочитающим земную пищу, этого не понять!
— Куда уж нам, — согласилась я.
— Отдай мне свою порцию, — попросила купеческая дочь с непроизносимым именем.
Я почувствовала досаду — я тоже хотела еще кашки, чего бы не набить желудок на дармовщинку.
— А кто хочет мою кашу? — спросила одна из девиц.
— И мой чай, он невкусный, без меда!
Слопав четыре порции каши и напившись чая, я почувствовала потребность прилечь — набитый желудок требовал горизонтального положения для процесса переваривания. Развалившись на верхней полке, я удовлетворенно срыгнула и подумала, что в тюрьме, в сущности, не так уж и плохо. Если бы еще пиво давали!
Вечером, плотно отужинав перловой кашей с малосольным огурчиком, я потребовала начальство. Начальство явиться не пожелало. Тогда мы с Виткой быстро организовали концерт — аккомпанировали тарелками и ложками тоскливым завываниям Тяки (которые назывались «душещипательные романсы о любви»). Стражники не долго выдержали высокое искусство и прислали небезызвестного капитана Анксе.
— Спокойно, девицы! — попросил он, вытирая пот с лысины.
— Мы требуем переговоров! — заявила я. — Иначе мы продолжим наш концерт!
— Нет, мы его усилим! — поддержала меня Блия.
Капитан вздрогнул.
— Какие ваши требования?
— Вы дадите мне справочку, что я сидела в тюрьме, а не прогуливала экзамен? — спросила я.
— Мне нужна теплая одежда! Ночью холодно! — закричала Блия.
— Дайте нормальной еды!
— Подушки!
— Одеяла!
— Чаю с медом!
— Перинку!
— Расческу!
— Почему в камере нет зеркала?
Капитан стражи кивал головой, потом не выдержал и сбежал.
— Девочки, готовься! — скомандовала
— Она длинная очень, я всех слов не знаю, — сказал кто то!
— Ничего, будем петь, пока помним, а потом начнем сначала!
Через полчаса нам принесли подушки, теплые одеяла, полосатые фуфайки и огромную кастрюлю картошки с мясом.
— Между прочим, наш ужин вам отдали, — бурчал стражник, раздавая нам подушки.
— Вы можете его забрать, — предложила я, — а мы споем песню голодных студентов.
— Не надо, — испугался стражник. — Мы потерпим.
— Вам не нравится наше пение? — грустно спросила Тяка.
— Что вы, что вы, — фальшиво заулыбался стражник. — Вы очень хорошо поете. Хоть в армию прочив нечисти в Сумеречные горы отправляй.
— Зачем? — удивилась купеческая дочка.
Стражник сбежал в коридор, закрыл за собой решетку и только после этого ответил:
— Чтобы вся нежить разбежалась, а та, что послабее, вообще сдохла!
— Ах ты, негодяй! — закричала Тяка. — Да я три года пению училась!
«Бедный учитель!» — подумала я, прыгая на месте, чтобы перловка утрамбовалась в желудке и освободилось место для картошки.
Спали мы под трубный храп купеческой дочки. «А Ирга все таки свинья! — успела подумать я, прежде чем заснуть. — Обвинять в том, что я храплю! Да мне никогда с этой Селести как там ее не сравниться!»
Утро началось мрачно. Не привыкшие к дискомфорту девицы стонали и жаловались на жизнь, к туалету за занавесочкой выстроилась очередь, вода из крана текла ледяная. Закаленная суровыми общежитскими буднями, я чувствовала себя прекрасно, с нетерпением ожидая завтрака.
Однако вместо пищи телесной в камеру пожаловала пища духовная — мой Наставник. Взвизгнув от радости, я слетела со своей койки и кинулась к нему. Никогда ранее я не была так рада его видеть!
— Наставник! — счастливо прошептала я, хватаясь за его черную мантию как утопающий за спасительный круг.
— Ну ну, — сказал он, похлопывая меня по спине. — успокойся, Ольгерда! Пойдем, нам нужно спешить на экзамен.
Радость от встречи мгновенно потухла. Мы зашли за Отто, который выглядел вполне довольным жизнью, если не считать бороды, своим видом напоминающей воронье гнездо.
У входа в Управление митинговала толпа разгневанных родителей, пытающихся извлечь из застенка своих дочерей. Капитан Анксе потел и краснел, стоя на ступеньках. Ему не давали вставить ни слова. Он проводил нас тоскливым взглядом, и попытался успокоить горожан, по всей видимости, собирающихся брать штурмом здание.
— Разные у меня были ученики, — говорил Беф, быстро шагая к Университету. — Но чтобы вызволять их из тюрьмы перед защитой диплома — такого еще не было!
— Гордитесь, Наставник, — заметила я. — Мы такие у вас единственные и неповторимые!