Олег Рязанский
Шрифт:
— Ты куда, князь? — спросил Васята. У Олега в этот миг было такое выражение лица, что назвать друга детства просто по имени мальчик не решился.
— Ждите здесь! — приказал Олег, спускаясь по лестнице.
Стоявшие у дверей думной палаты два дружинника в полном боевом облачении, с тяжёлыми копьями, завидя князя, заволновались, затоптались, пока он подходил, но молча расступились, давая проход.
Мальчик, не глядя на дружинников, с силой ткнул тяжёлую дубовую дверь и вошёл в палату.
Всё было как при жизни отца: просторное помещение, скудно освещённое
3
Вятший — выдающийся, знатный.
Завидя юного князя, он нелепо заёрзал, приподнялся и снова сел. Все взоры в палате обратились на Олега.
Твёрдо ступая, он подошёл к Милославскому, остановился в двух шагах, неотрывно глядя в его старческие, выцветшие, вдруг заслезившиеся глаза.
— Встань, князь, — прошептал кто-то из ближних бояр, кажется, отец Епишки.
Милославский с готовностью поднялся. Сидевший рядом со столом великий боярин Кобякович потеснился на лавке, и старый князь тяжело сел на освободившееся место.
Олег сделал два шага к креслу, повернулся лицом к боярам и дружинникам и медленно сел на отцовский стол. Он положил руки на подлокотники, сжимая их от волнения так, что суставы побелели. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло. Олег с усилием сглотнул и обежал взглядом знакомые с детства лица. Кто-то хмурился, кто-то глядел удивлённо. Припозднившийся Дебрянич, сидевший с дружинниками, хотя и был великим боярином, приветливо и ласково улыбался.
Надо что-то говорить — а что?
Олег встал. Как-то само собой слетело с его уст слово, которым всегда начинал свои речи в думе отец:
— Други!
Будто ветерок прошелестел вдоль лавок.
— Вчера я возвращался с охоты с твоим сыном, боярин Кореев. — Олег взглянул на дворского. — И с твоим. — Он строго посмотрел на Васятиного отца, будто именно тот был виноват в сборе думы. — На окраине города ставили сруб. Я пригляделся — с топорами, почитай, одни бабы делают мужскую работу. Даже на распиле стояли две бабы. И на укладке. Нянюшка моя говорит, что и в поле работают одни бабы, и на покосе.
Вот про нянюшку он зря сказал. Бояре заулыбались: малец, мол, всё за нянюшкин подол придерживается, небось подумали.
Олег продолжил твёрдо:
— Словом, обезмужела наша Рязань! — Слово было корявым, неудачным, зато упало в полумрак палаты тяжело, как камень, враз погасив все улыбки, ибо было точным:
4
Чёрный мор (холера) 1352 года.
Все молчали.
Олег ждал чего угодно — возражений, яростных споров, криков, может быть, даже насмешек над его молодой горячей неопытностью, но не такого тягучего молчания и полной тишины. Захотелось встать и убежать. Усилием воли он сдержался, только крепче вцепился в подлокотники кресла, словно черпая уверенность в теплом дереве, которое помнило прикосновения рук отца, деда, прадеда, прапрадеда...
Встал дворский Кореев.
— Письмо о твоём решении тысяцкому в Лопасню с гонцом послать или с боярином? — спросил он.
— С гонцом, — с трудом разлепил губы мальчик.
— Дозволь идти, готовить письмо... — произнёс Кореев и добавил, со значением выделив это слово, — князь.
От неожиданности, что так всё обернулось, Олег только кивнул. Получилось гордо и величественно.
Дворский вышел. Вслед за ним, кланяясь, потянулись к двери старшие дружинники. Олег дёрнулся было, чтобы встать, но наткнулся взглядом на дядьку, старого боярина Алексича. Тот едва заметно качал головой: сиди, мол.
Олег остался сидеть.
Затем один за другим палату стали покидать бояре. Седобородые, могучие, израненные в боях, многие служили ещё его деду, они кланялись и молча выходили, оставляя его, мальчишку, простоволосого, в обыденной льняной рубашке, на рязанском столе — князем!
Вечером Олег, Захлёбываясь и путаясь в словах, снова и снова пересказывал друзьям всё, что произошло в палате. Епишка слушал его с горящими глазами и требовал всё новых подробностей. Васята же быстро утратил интерес к рассказу и только изредка кивал, словно сам был свидетелем и участником дневного действа.
Вошёл дядька, старый Алексия, выпестовавший ещё князя Ивана, отца Олега. Мальчики встали.
Алексия тяжело сел на лавку, отдышался после подъёма по крутой лестнице в горницу и стал разглядывать Олега так, словно видел его впервые.
— Что глядишь, боярин? Я там что-то не так сказал?
— В том-то и дело, князь, что всё ты сказал так, как надо. Как и взрослому не каждому додуматься.
— Я как узнал, что вы без меня... что Милославский на княжеский стол сел и думу правит... у меня будто в глазах потемнело! Пришёл, сел, надо что-то говорить, а что — не знаю, — в который раз принялся повторять Олег. — Даже, не соображу, как я про жёнок с топорами вспомнил.