Олеко Дундич
Шрифт:
Времени на дискуссию не оставалось, так как необходимо было действовать быстро и решительно, и поэтому Ниджа согласился с этим предложением и коротко поблагодарил товарищей за доверие. Вдруг Алекса произнёс.
— Хорошо! А теперь всем спать! Я покараулю у дверей.
— Ты правильно решил. Вообще же все вопросы должен сначала утрясать совет, — заметил Ниджа.
— Завтра будем всё утрясать и перетрясать, — впервые за весь вечер улыбнулся Алекса и стал одеваться. Одевшись, он поставил стул у двери и сел, держа в руке пистолет со взведённым курком. Солдаты легли, но продолжали говорить до рассвета.
На
Вскоре в каждом отряде были выбраны советы и делегаты в центральный совет группы отрядов. Нидже, делегату совета от отряда Алексы, не представляло трудности выдвинуть Алексу кандидатом на должность командира добровольческой бригады (так совет решил назвать группу отрядов). Храбрость и справедливость Алексы были всем хорошо известны. Сам он был удивлён этим выбором и говорил, что имеются офицеры и по старше его — капитаны, майоры и даже один подполковник. Однако офицеры единогласно высказались за назначение Алексы, и он согласился, сознавая всю ответственность новых обязанностей, которая отныне легла на его плечи.
Глава 8
Красный конник
Наступили тяжёлые дни боёв. Белогвардейские генералы Краснов и Мамонтов, хотевшие повернуть всё к старому, подняли восстание казачьей верхушки, при поддержке немцев заняли Донскую область и начали войну против Советской власти.
От боя к бою совершенствовалось командирское мастерство Алексы. Сердце его наполнялось гневом при виде того, как вся эта нечисть, эта банда грабителей и насильников терзала измученный русский народ. Поэтому он всегда был во главе своей бригады, первым вступал в бой и последним выходил из него. Слух о его храбрости прошёл по всей стране. За короткое время он получил несколько ран, но ни разу не покинул своего места в боевом строю. Бойцы часто видели, как он, весь обмотанный бинтами, летел на своём знаменитом белом жеребце и смело врезался во вражеские ряды.
Летучая бригада Дундича останавливалась только для того, чтобы дать отдохнуть коням и пополнить запасы. В один прекрасный осенний день бригада медленно продвигалась вдоль реки, которая показалась Алексе знакомой. Вскоре, поднявшись на небольшую возвышенность, Алекса увидел хорошо знакомый пейзаж — это был хутор Карпенко. Белый жеребец поднялся на дыбы и помчался галопом. Бойцы ещё не успели понять, что произошло, а Алекса уже соскочил с коня перед крестьянской хатой и вошёл в неё.
Сердце его чуть не выскочило из груди от радости при виде картины, которую он там застал. В хате, переполненной неизвестными ему людьми, Алекса заметил Галю. Она бросилась ему на грудь и зарыдала. По мужественному лицу Алексы скатились две большие слезы. Придя в себя, он обнял старого Остапа, его жену и смущённо протянул руку полковнику Березовскому. Только сейчас он заметил, что отец Гали лежал в постели и был, очевидно, ранен. Понимая состояние Алексы, Березовский улыбнулся и сказал:
— Выше голову, сынок! И не плачь. Разве можно плакать перед такими людьми?
Алекса выпрямился и оглядел присутствующих. Среди солдат и крестьян он заметил двух человек, выделявшихся
— Товарищи, я Алекса Дундич, — сказал он, протянув руку первому.
— Климент Ефремович Ворошилов, — ответил тот.
Другой стиснул руку Алексы так сильно, что он с удивлением посмотрел на красивое широкое лицо с пышными усами.
— Семён Михайлович Будённый.
Услышав имена прославленных большевистских командиров, Алекса смущённо улыбнулся. Первым заговорил Ворошилов:
— Тебя-то нам и надо, товарищ Дундич.
— Я слушаю вас, товарищ Ворошилов.
— Дай ему отдохнуть, Клим, — вставил Будённый. — Я вижу, у него здесь срочное дело. Давай произведём смотр бригаде, пока он тут покончит со своими делами.
Сказав это, Будённый первый встал и вышел, а за ним все остальные. Алекса остался, он знал, что его комиссар Ниджа сумеет принять таких высоких гостей.
Алекса снова прижал Галю к груди. От волнения он не мог сказать ни слова и только молча глядел на дорогое ему лицо.
Старый Остап, который совершенно не изменился, скороговоркой рассказывал ему, что он за большевиков и что его Ванька теперь в Москве и служит в охране Владимира Ильича. Произнося имя Ленина, старик приподнялся со стула, перекрестился и сказал: “Дай бог ему здоровья и долгой жизни!” Галя, её отец и Алекса не могли не улыбнуться.
Галя рассказала, что полковник граф Александр Николаевич сразу же после Октябрьской победы большевиков просил у отца её руки. Отец отказал ему, тогда он пригрозил, что когда-нибудь отомстит за это. Неделей позже он выполнил свою угрозу. Его солдаты выволокли доктора из госпиталя и избили до полусмерти. После этого отцу и ей пришлось уехать и скрываться у отца Вани.
— Твой бывший друг Ходжич тоже был с графом. Он уже полковник. Кажется, он контрразведчик. Он оказался таким подлецом… Ещё хуже графа.
Услышав имя Ходжича, Алекса с сожалением сказал:
— Бедняга, предателем стал…
Взяв Галю за руку, он вышел из хаты.
Ниджа говорил речь. Ворошилов и Будённый внимательно слушали и аплодировали Нидже. Когда Алекса приблизился, Будённый подошёл к нему, обнял и крепко поцеловал, а Ворошилов молча пожал Алексе руку. Бойцы бригады кричали “ура”.
В наскоро разбитую палатку вошли только Ворошилов, Будённый и Дундич. Вокруг были расставлены часовые, получившие приказание никого не пускать, кроме командира интернациональной бригады, которого ожидали каждую минуту.
Не успели они сесть на брошенные на землю сёдла, как в палатке появился поручик Вацлав Обадал. Ворошилов и Будённый с удивлением наблюдали, как оба командира бросились в объятья друг друга.
— Прямо какие-то чудеса происходят, — пошутил Ворошилов.
— Нет, не чудеса, Клим, — сказал Будённый, — гора с горой не сходится, а хорошие люди всегда найдут друг друга!
— Это верно, — согласился Ворошилов. — В наше время удивляться чему-либо не приходится. Надо делать дело.
Совещание закончилось глубокой ночью.