Шрифт:
Краткое содержание предыдущей части:
Антон узнает о том, что он неизлечимо болен. В клинике он знакомится с двумя медсестрами и пытается соблазнить каждую из них. После неудачи он идет к проститутке, а затем в бассейн. Там он понимает, что болен не смертельно, а возможно, и вовсе не болен. Чтобы разобраться со своими психическими и физиологическими недугами Антон знакомится с психологом, чье имя напоминает ему о девушке, которую он когда-то любил. Психолог предлагает Антону провести ночь на озере в кампании душевно травмированных женщин. Антон отказывается и решает
Вступление
Я смотрел на Ольгу, а она смотрела на меня. Как когда-то. На фото была платиновая блондинка, только, в отличие от снимка, который я разглядывал в декабре, на ней не было тёмных очков. И смотрела она не куда-то вдаль. А прямо на меня. Смотрела и улыбалась. Так ласково, так нежно, что у меня сжалось сердце.
– Я пока не могу, – проговорил я, обращаясь к фотографии. – Не могу пожелать тебе быть счастливой. Потому что не желаю тебе иного счастья, кроме как со мной.
Женщина на фото молчала и продолжала улыбаться. Она навсегда осталась в том жарком июльском дне. В том прекрасном дне, когда я плакал, прижимая её к себе, а она сказала, что любит меня. В первый и в последний раз.
– Я пока не могу, – повторил я. Закрыл фото. И проскользнул в прошлое, позволив счастью и боли смешаться в моей голове, а слезам капать на поверхность стола, пока я стучу пальцами по клавиатуре, стараясь вспомнить все, и плохое, и хорошее…
Глава 32, в которой мы с Олей едим мёд
На следующее утро я первым делом написал ей в Телеграм. «Привет! Только проснулась», – пришёл ответ. Было начало одиннадцатого. Я побрился как можно более чисто, потому что недавно Оля жаловалась на раздражение на коже от моей щетины. Не нежной коже внутренней поверхности бёдер. Но бритва была тупая. Сделал в голове пометку, что надо купить бритвенные кассеты. Сварил кофе. Выпил. Помыл посуду. Сварил ещё. Помыл опять чашку и турку. Потупил в телефон. Больше делать мне было нечего. Я подумал, не пропылесосить ли пол, но отказался от этой идеи.
Прошло примерно два часа. «Интересно, она уже наверное, совсем проснулась, – размышлял я. – Тогда почему
Я устал ждать и написал ей, а потом позвонил. Почему-то мысль сразу позвонить не пришла мне в голову. Наверное, если бы я был свободным человеком, я бы сделал так. Но писал я уже по привычке, хотя в квартире никого, кроме меня, не было.
– Давай посидим где-нибудь, – предложила Ольга. – Я не хочу ходить… никуда.
Под «никуда» имелся в виду отель.
Я понял две вещи: она всё ещё переживает, но не против общаться со мной.
– Поедем в Cafe N? – спросил я, когда приехал к ней.
– Почему туда?
– Нам там было хорошо вместе.
В этом кафе на втором свидании Оля кормила меня клубникой, и гладила по руке так, что я чуть не кончил на диванчике. Потом мы бывали там несколько раз, ужинали и выпивали по бокалу вина перед тем, как ехать в почасовой отель.
– А разве нам где-то было плохо? – спросила меня Ольга. Я улыбнулся и с удивлением подумал, что нам с ней действительно в любом месте было хорошо.
Мы ехали по Якиманке, потом свернули направо в один из переулков, пересекли Полянку и снова углубились в переулки в районе Третьяковки. Я удивлялся тому, как мало людей и машин практически в самом центре города. Мне было хорошо оттого, что я еду на своей машине с женщиной, которая мне очень нравится, по небольшим безлюдным улочкам, а вокруг красивые старинные дома и солнце светит ярко.
Пожалуй, даже слишком ярко. Пятого июля в Москве было жарко. Я подумал, что зря взял пиджак, но не смог отказаться щегольнуть перед Олей в своём новом наряде: льняные брюки темно-бежевого, почти коричневого цвета, серо-зелёная футболка и серый летний пиджак из хлопка . «Какой ты пастельный», – оценила Ольга. Сама она была в белом пиджаке с принтами на карманах и рваных джинсах.
Когда мы сели за столик в скверике у кафе, то первым делом я снял пиджак и повесил его на спинку стула. Покрасовался и будет, на улице все-таки под тридцать в тени.
Сначала я расстроился, когда увидел, что столики стоят близко друг к другу, и почти все заняты. Это означало, что мы не сможем поговорить откровенно. Я не сомневался, что рано или поздно разговор зайдёт про наши отношения. И мне не хотелось, чтобы этот разговор слышали окружающие.
Я взял баклажаны пармеджано, а Ольга нацелилась на сёмгу с икрой, но передумала, когда узнала, что икра – не лососевая, а минтая.
– Серьёзно? – спросила Ольга у официантки – толстощёкой девицы лет двадцати. –Икра минтая из консервной банки?
Официантка пожала плечами:
– Это наш новый шеф придумал. Знаете: я художник, я так вижу.
Мы с Олей переглянулись и захихикали.
Тогда я уже понял, что её привычка не тыкать пальцем в меню (как это делал я), а заводить разговор с официантами, спрашивать их мнение, была не странностью, а частью её образа жизни. Вот любила она поговорить с людьми. Завязывать контакты. Общаться. Это я получал знания из книг, а она – из жизни.
Оля остановилась на брускетах с сёмгой. Кроме того, мы взяли сырную тарелку. К сыру принесли маленькую плошку с чем-то светло-золотистым.