Ольга, княгиня воинской удачи
Шрифт:
– Давно живу, надоело! – смеялся он. – Уже едва секиру поднимаю. Еще потянуть мочало – и вовсе на соломе помру в портках намоченных! Если я Перуну нужен – пусть подхватывает!
И отправился в поход, оставив дома младшего сына Грозничара – обиженного решением отца, но вынужденного покориться.
А Перун, знать, услышал старика. Именно дружине Чернигостя выпало первой в этом походе принять бой – без объявления и подготовки, даже не одевшись. Черниговский стан растянулся вдоль впадающего в море русла Дуная. Прочие дружины, численностью поменьше, заняли мысы неровного побережья, там, где текли ручьи и речушки. Между станами зеленели
Чернига этот вечер проводил здесь. Большая часть дружины отдыхала, но посередине еще горел костер. Дозорные прохаживались вдоль внешней границы стана. Буеслав лежал, опираясь на локоть, и уже клевал носом, трое-четверо его отроков дремали на кошмах вокруг костра. Но Чернига, томимый бессонницей, все никак не успокаивался и рассказывал какую-то повесть о временах своей юности. Буеслав и отроки уже сорок раз слышали все его любимые байки про Неголаду, старшую сестру Черниги – лет тридцать как покойную. Но в молодые годы она имела славу женщины-осилка: крупная и могучая, могла побороть любого мужика и не раз вступалась за собственного мужа на весенних стеночных поединках, если считала, что с ним кто-то обошелся не по чести.
– И вот стоит этот мужик, а Негуля ему: это кто ж такой выискался? – весело рассказывал Чернига. Ему-то эта повесть юных лет никогда не надоедала и каждый раз доставляла новое, свежее удовольствие. – Это кто ж тут совесть дома забыл! Так и говорит: кто ж тут совесть дома забыл?
Из тьмы вылетел рой стрел. Пятеро дозорных разом рухнули, лишь кто-то один сумел вскрикнуть.
Стрела вонзилась в грудь Черниге – прямо под седую бороду. Не договорив, не закрыв рта, он лишь вытаращил глаза, как от великого изумления. И не успел даже упасть, как со стороны реки на свет костра выскочило… Нечто.
Толком не проснувшись, Буеслав прянул на песок и стремительно откатился прочь из освещенного пространства.
Во тьме у воды вспыхнули огненные искры и ринулись вперед – десятка два пылающих стрел осыпали шатры, где спали черниговцы.
И только потом раздались звуки. С диким волчьим воем со стороны ночной реки в стан ворвались… Скорее духи, чем люди. Уцелевшие дозорные и те немногие, кто еще сидел у костров, даже не сразу сообразили вскочить и схватиться за оружие.
На них набросилась сама темнота. Из тьмы падали удары вслед за мгновенным просверком клинков; черниговцы гибли, получали ранения, падали на песок, орошая его кровью, но так и не понимали, что происходит. И только вблизи, у самых костров, удавалось заметить движение человеческих фигур – или похожих на человеческие. Быстрых, черных, без лиц.
Кто-то из уцелевших дозорных вскинул рог и затрубил. Почти все горящие стрелы погасли сразу, но одна попала под полог шатра, где была сложена растопка для костра: там затлело и чуть позже вспыхнуло. Из шатров выползали полуодетые люди: на ходу надевали шлем, волоча за собой меч или топор, хватали копье из-под щитов, сложенных под пологом снаружи. Иные гибли под клинком невидимых бесов, не успев поднять головы.
– Перу-ун! Оди-ин! – вопили рядом: это бежали на шум люди из большого черниговского стана.
Его отделяли заросли кустов и небольшой
Уже по всему берегу звучали рога и слышался шум. Не успевшие заснуть хватали оружие и бежали на зов рога. В Буеславовом стане шла нешуточная схватка; костер затоптали, но теперь уже два шатра горели, освещая поле битвы. Во тьме ясно белели сорочки русов – надеть кольчугу или иной доспех почти никто не успел. Метался сам Буеслав – в рубахе, но в шлеме, с мечом и щитом.
Бегущим к нему казалось, что младший черниговский воевода сошел с ума и сражается с темнотой. Или с бесами. С близкого расстояния бесов становилось видно: черные, с черными лицами, они выскакивали из темноты, наносили удар и вновь сливались с темнотой. Не понимая, не сон ли это, русы орали от жути и возбуждения, однако руки привычно делали свое дело – не зря же воеводы нещадно гоняли набранных бойцов всю зиму.
– Бей их! – орал Буеслав. – Бей! Они дохнут! Н-на, мразота!
Бесы оказались смертными – получив удар копьем или секирой, они падали так же, как обычные люди. На песке между черниговскими шатрами уже везде виднелись тела: в белом – свои, в черном – чужие. Белых было довольно много. Но и живые свои все прибывали – вдоль прибрежной полосы все дальше разносились голоса рогов, зовущие «Все ко мне!», десятками и уже сотнями бежали русы в шлемах и с оружием, увязая в песке босыми ногами и бранясь на ходу.
Видя, что враг превосходит числом, бесы стали отступать: больше их уже бежало к реке, чем оттуда. Довольно много, голов десять, не хотели уходить: встав у затоптанного костра плотным строем, они отбивались и пытались пройти дальше в глубину стана. Лишь видя, что русов слишком много и вот-вот они будут окружены, несколько бесов проскочили к реке и прыгнули в лодку. Еще трое или четверо так и погибли, насаженные на длинные копья, но не сошли с места.
И драка прекратилась – оказалось, что сражаться больше не с кем. Еще звучали рога, раздавались крики, брань и стоны, но кругом остались лишь свои – кто в кольчугах, кто в рубашках.
– Огня дайте! Костер! Да разожгите, не видно ни хрена!
Два шатра догорели, наступила тьма, лишь искры и головни тлели на песке, и пылали два-три факела, принесенные из большого черниговского стана.
К берегу подошли два скутара, полные людей: Ингвара и Мистины. Среди стана вновь разожгли костер, площадка осветилась. Везде топтались возбужденно дышащие люди, держа оружие наготове, пламя тускло отсвечивало на боках шлемов. Кто-то уже поднимал и перевязывал раненых. Люди Буеслава тащили со всех сторон черных «бесов» – частью живых, частью мертвых. Сам он, еще в шлеме и с мечом в руке, сновал туда-сюда и распоряжался: перевязывать раненых, выставить новых дозорных.
– Чернигость! Где воевода? – слышался голос Мистины. – Орлы, где ваш старик?
Рауд и Мысливец привели двоих связанных бесов и толкнули на песок возле Ингвара.
– Это что? – Ингвар в изумлении воззрился на пленников.
В это время его окликнули и даже прикоснулись к плечу: обернувшись, он увидел Ратияра, из числа телохранителей Мистины.
– Свенельдич зовет. Чернига убитый, – шепотом добавил Ратияр.
– Ой, ё… – забыв о пленниках, Ингвар пошел за оружником.
Мистину он нашел у шатра: тот стоял на коленях возле лежащего тела. К старику склонились еще двое.