Ольга, королева русов. Вещий Олег
Шрифт:
— Ты видишь поход в два прыжка?
— Да, конунг.
Бояре приглушенно зашумели: русы привыкли к набегам, которые решались в одно лето. А Вернхир негромко произнес:
— Ты недаром просиживал штаны на военных советах Рюрика, Сигурд.
Олег поднял руку, все притихли. Хмурясь, конунг размышлял.
— Не ждать здесь, пока соберутся рати, — сказал он наконец. — Идти только с дружинами. А роги? Кто прикроет тогда Старую Русу?
— Дозволь слово, конунг. — Вернхир встал. — Отдай кривичам Изборск, они давно зарятся на него.
Для Новгорода Изборск — проклятое
Одобрительный гул пронесся по палате, все заулыбались. Изборск никогда не принадлежал русам и возможность оплатить безопасность своих семей чужой собственностью всем была по душе.
— Отдав Изборск, Новгород станет укреплять Псков, — заметил Донкард. — И это на руку нам, конунг.
— Решено! — громко произнес Олег. — От моего имени в Смоленск со всеми полномочиями, свитой и дарами поедут Сигурд и Перемысл. Но не ранее чем знахарь залечит твою десницу, древко нашего стяга.
Если бы не забота о кисти Сигурда, кто знает, как бы повернулись события. Но Олег промедлил, и посольство рогов под началом Рогдира, брата конунга Рогхарда, выехало из Полоцка раньше, чем посольство русов. И спешило оно в Киев. К Аскольду.
Пока Орогост преследовал золотой обоз Олега да пока с двумя десятками уцелевших воинов удирал от варягов Вернхира, Бруно в целости и сохранности доставил Клеста в Полоцк. Событие не могло пройти незамеченным, и осторожный Бруно доложил о пленнике самому конунгу рогов. Рогхард пожелал увидеть его, а допросив, спрятал в собственную темницу, повелев беречь пуще глаза. Много знающий кат Рюрика мог пригодиться в борьбе с русами, которые к тому же намеревались идти на Киев. И посоветовавшись с ближними боярами, конунг тут же отправил младшего брата Рогдира к Аскольду с предупреждением о грядущем нашествии, богатыми дарами и предложением военного союза.
А Орогост все еще скакал. Удар Олегова меча не пробил его кольчуги, но грудь болела сильно, он не мог глубоко дышать, а потому часто переводил коня на шаг. Неожиданный разгром на Ильмене представлялся ему ловушкой, в которую его, опытного воина, заманил хитрый Олег, подсунув урода-новгородца. Великая обида терзала его сильнее боли, и только сладкие мечты о том, как он, Орогост, разделается с Клестом, отвлекали от горьких размышлений. Он прикажет поднять лжеца на копья, это решено, но поднять медленно, чтоб Клест весом собственного тела убивал самого себя.
Он прибыл в Полоцк вечером того дня, когда в Киев ушло посольство. Узнав, что Клест недосягаем для копий его дружинников, отпустил Бруно увесистую пощечину и пошел к конунгу Рогхарду.
— Значит, палач Рюрика не солгал: Олег возвращался с обозом, — сказал Рогхард, молча выслушав Орогоста. — Что же он вез?
Конунг рогов был немолод, рассудителен и любил размышлять вслух. Он старался предусмотреть каждую случайность, а потому не любил битв, во всех военных делах полагаясь на своего лучшего воеводу Орогоста.
— Не знаю, что он вез, а знаю, что меня заманили в ловушку. Отдай мне палача, конунг, я поклялся поднять его на копья.
— Что же Олег
— Это ловушка…
Рогхард поднял руку, и Орогост примолк.
— Ловушки ставят на тропах зверя, а кто мог знать о твоей тропе? Ты обижен, Орогост, а обида — самый плохой советчик. Варяги Рюрика сопровождали золото своего конунга, но почему-то задержались, и ты вклинился между Олегом и ними.
— Варягов вел сам Вернхир. Я успел его узнать, конунг.
— Вот, — Рогхард поднял палец. — Это означает, что обоз был бесценен, а палач прав и ни в чем не повинен. Я не отдам его на твои копья, он еще пригодится.
Орогост угрюмо молчал. Он понял, что конунг прав, что Клест неповинен в его неудаче, но боль от Олегова меча не стала легче.
— Что Олег ценит выше золота, выше жизни и даже выше клятвы? Друга, жену, детей?
— Он слишком молод, чтобы быть мужем и отцом.
— Не бывает кольчуги без слабого звена, — задумчиво произнес Рогхард. — Не бывает… Пошли толковых соглядатаев в Старую Русу, Орогост, пусть вынюхивают след. Палач говорил мне о какой-то женщине — то ли славянке, то ли русинке. Может быть, о ней что-либо слышали в Старой Русе.
— Я понял тебя, конунг. Исполню немедля.
— И еще. Когда отдохнешь, подбери хороших лазутчиков и отправляйся на границу. Под Изборск, он сейчас выморочный. И пусть твои люди хватают всех русов, кем бы они ни были. Чтобы сплести веревку для Олега, нужны нити, Орогост.
А на другой день после этого разговора к Сигурду впервые пришла Неждана с мазями и настоями. И он, счастливый, под большой тайной поведал ей, что едет послом в Смоленск вместе с ее дядей Перемыслом.
— В дар мы отдадим кривичам Изборск. Неждана так сдавила ему пальцы, что он невольно охнул.
Глава пятая
Растяжение у Олега прошло быстро, но и во время лечения он не терял времени. Он отправил Ландберга к корелам и финнам, а Гуннара — к чуди и веси набирать добровольцев; велел Годхарду с товаром идти в Киев под видом купца, узнать там, что удастся, и срочно возвращаться. Хальвард уже рассылал своих лазутчиков к радимичам и северянам, и только Смоленское посольство застряло из-за десницы Сигурда.
— Ждите, когда Неждана даст согласие, — упрямо повторял конунг.
Обеспокоенный задержкой Перемысл навестил племянницу.
— Если бросить лечение, рука отсохнет, — твердо сказала Неждана. — Пестун княжича с отсохшей рукой — тебе нравится такой пестун, уйко [7] Перемысл?
— Мне не нравится, что теряем время. Хальвард уговорил конунга задержать Годхарда, ты задерживаешь Сигурда. А весна бурная, каждый день на счету.
Он уже собирался уходить, когда Неждана тихо спросила:
— Уйко Перемысл, верно ли, что вы отдадите Изборск кривичам?
7
Дядя по матери.