Ольга, королева русов. Вещий Олег
Шрифт:
Статный кривичский купец, выгодно обменявший бобровую струю и мех на полоцкий лен, не торопился двинуться с ним в Киев, хотя судно его давно было готово к отплытию. Не торопился потому, что под славянской стрижкой «в кружок» и степенной бородой скрывался знатный боярин Олега и побратим Хальварда Годхард, терпеливо ожидавший в Полоцке известий из Старой Русы. Без них ему и впрямь пришлось бы в Киеве торговать льном либо действовать в одиночку, на собственный страх и риск. Но наконец-таки вестник явился, с большими трудностями пробравшись в Полоцк окольными путями.
— Хальвард повелел сказать следующее. Ты станешь на Почайне. Человек, которого ты ищешь,
Годхард немедленно отплыл в Киев и весь долгий путь не мог избавиться от мыслей о человеке, которого, по словам вестника, он знал. Он действительно знал его давно, изредка — и только при исключительных обстоятельствах — встречался с ним в Киеве, старательно делая вид, что они друг с другом не знакомы, а столкнулись лишь по чистой случайности. Дело тут заключалось в том, что человек этот когда-то с огромным трудом был пристроен Хальвардом в личную охрану Аскольда и оберегался от всяческих непредвиденных шагов настолько тщательно, что даже в личных беседах Хальвард называл его Безымянным. И то, что в Киеве этот Безымянный станет помогать Годхарду, означало, что Хальвард решил воспользоваться его помощью в деле, о котором знал только он, Годхард. А уж из этого следовало, что убийству Рогдира придавалось в Старой Русе совершенно особое, ни с чем доселе не сравнимое значение.
Впрочем, длительное время проживая в Полоцке и стараясь ни с кем не сближаться, Годхард видел, слышал, ощущал наконец, как возрастает в столице рогов ненависть к русам, умело подогреваемая слухами. Конечно, это объяснялось тем, что когда-то, добрых триста лет назад, перемещение готов на юг разметало обитавшие здесь древнегерманские племена, отбросив большинство из них в непригодные для земледелия леса и болота, но почти не затронуло рогов. Они оказались единственными потомками росомонов, которые остались на своих землях, своих полях и пастбищах и своих торговых путях. Им не было нужды заниматься набегами, грабежами и работорговлей, их мужчины не гибли каждое лето в бесконечных стычках за добычу: они пахали, разводили скот, торговали и — богатели, в то время когда все прочие племена скудели год от года. Это обеспечивало им господствующее положение, терять которое они, естественно, не желали. А победа конунга Олега, волею случая ставшего во главе похода на Киев, увеличивала мощь и влияние русов, чего Полоцк допустить не мог. Все тут завязывалось в один узел, который проще было разрубить, чем развязать.
Годхард шел рубить.
Он благополучно добрался до Киева, стал там, где было указано, и начал неспешно, как то и полагалось солидному торговому человеку, договариваться о выгодной сделке для доставленного товара. Он посещал только торговых людей, ни с кем более не встречался, ни о чем, кроме торговли, разговоров не вел, а закончив дела, тут же возвращался в Гостевой двор, где снял себе скромные покои с отдельным входом. Он терпеливо ждал, подолгу не ложась спать и по нескольку раз на дню проверяя, не затерялся ли куда простенький христианский крестик.
Безымянный пришел на третий день в сумерки. Годхард провел его в тесную спаленку, расположенную в самом глухом и далеком углу. Сидели на жестком ложе рядом, говорили шепотом и огня не вздували, несмотря на тяжело густеющие сумерки.
— У него небольшая лавка византийского товара на втором торжище. Завтра зайдешь, посмотришь товар и, если никого не будет, попросишь показать пояс, который он держит для Рогдира. Он проведет тебя в кладовую
— И он сразу согласится?
— Напомни о семье. Она у него большая, и в рабство он ее не отдаст даже ценою собственной жизни.
— Как он должен исполнить повеление?
— Через день после вашего разговора он понесет пояс Рогдиру. Этот день наметил сам Рогдир, и лучшего случая не будет.
— У Рогдира может оказаться охрана.
— Может.
— Но… — Годхард замялся. — Он должен умереть. Так сказал Хальвард.
— Он умрет.
— Тебя могут схватить, Безымянный.
— Всегда можно отговориться, что мстил убийце.
— Даже под пытками?
— Вряд ли дело дойдет до палача. Но… — Безымянный вдруг задумался. Сказал помолчав: — Заставь христианина надеть нательный крестик, который дал тебе Хальвард.
— Разве он ходит без креста?
— Вот это ты и проверишь. — Безымянный встал. — И продолжай торговые дела. Что бы ни случилось. Как только продашь товар, сразу же уйдешь. Но не в Полоцк. В Смоленск. Проводи меня и запри дверь. Мы больше не увидимся.
— А как же я узнаю…
— Ты услышишь.
Таинственный посетитель молча вышел.
С утра, неспешно и обстоятельно занимаясь делами, прицениваясь и торгуясь, Годхард думал не столько о предстоящей встрече с христианином, сколько о Хальварде, и думал с теплой благодарностью. Побратим сделал все, чтобы обезопасить его, Годхарда, чтобы вывести из-под удара, преследования, даже простых подозрений. Его нынешняя задача, по сути, сводилась теперь к передаче повеления, подкрепленного нательным крестиком. Кстати, почему Безымянный просил заставить христианина обязательно надеть именно этот, предъявленный ему крестик? Не для того же, чтобы проверить, носит ли он вообще крест или опасается, пряча его дома и надевая лишь на молитву, дабы не раздражать без нужды язычников?
Годхард легко отыскал лавку с византийским товаром, но вошел в нее только тогда, когда убедился, что ни покупателей в лавке, ни праздношатающихся подле нее нет. В ней и впрямь никого не было, кроме хозяина, с почтением отвесившего ему поклон. Годхард ответил легким кивком, как и подобало купцу более высокого полета, и начал молча рассматривать разного рода цареградские диковинки. При этом он искоса, мельком поглядывал на хозяина, потому что такого коренастого, плотно сбитого и явно обладающего недюжинной силой христианина встретить не ожидал. Он привык считать этих странных людей тихими, смиренными и безропотными, поскольку именно такое представление вытекало из поверхностно понятой им их единобожной жертвенной веры. Хозяин никак не подходил под его понятия о христианах, и Годхард размышлял, уж не ошибся ли он, войдя не в ту лавку.
— Что будет угодно почтенному гостю? — вежливо спросил хозяин, подойдя.
— Ты хозяин?
— Да.
Надо было решаться.
— Пояс.
Улыбка исчезла с лица хозяина. Взгляд, доселе такой располагающий, стал настороженным.
— Какой пояс?
— Тот, который ты приготовил для Рогдира, брата конунга рогов.
— Я не…
— Показывай.
Плечи хозяина странно опустились, в настороженном взгляде мелькнул отблеск затаенного страха. Он молча побрел к маленькой двери в глубине лавки, а Годхард шел следом, на всякий случай положив руку на кинжал. Они прошли в тесную каморку с единственным оконцем, сквозь которое проникал свет с глухого двора. Хозяин открыл небольшой ларец и отступил к стене.