Ольга, королева русов

Ольга никогда не видела своей матери. Великая княгиня Берта умерла с первым криком своего первого ребенка, и все прорицатели, волхвы и кудесники впоследствии сошлись во мнении, что в крохотной девочке отныне живут две души и бьются два сердца.

Не совсем согласился с этим заключением только православный священник, которого, правда, на радение волхвов никто и не приглашал:

– В ребенке помыслом Божиим отныне две души. Две светлые души, которые вознесут ее на двух ангельских крылах. Но двух сердец в ней нету, ибо противно сие Божьим представлениям.

Великий Киевский князь Олег, конунг русов, пришедших в Киев восстановить справедливость и покарать захватчика Аскольда, не отпускал руки Берты и тогда, когда душа ее уже отлетела к вечно горящим кострам Вальхаллы. Уже омыли и перепеленали дочь, уже чья-то молодая грудь напоила ее молоком, а отец двумя ладонями всё еще пытался согреть холодеющую руку своей любимой жены. Ему что-то говорили, его пытались отвлечь, но все усилия друзей были напрасны.

– Отец.

Никогда прежде никто подобным образом не обращался к конунгу русов и Великому князю Киевскому. Поэтому Олег, вздрогнув, сразу же поднял голову. Перед ним стояла его приемная дочь Неждана, по великой любви отданная замуж за Сигурда, приемного сына князя Рюрика. За нею замерли в почтительном поклоне лучшие его советники и друзья – старый Донкард и воевода Перемысл.

– Прости, конунг, что осмелилась назвать тебя так, но теперь ты знаешь, что значит для дочери отец.

– Ты – великий князь огромной страны русов, – тихо, с одышкой добавил Донкард. – Встань и правь.

– Встань и правь, – повторил немногословный Перемысл.

И, подумав, добавил:

– У тебя теперь две дочери.

– Она успела сказать… – Олег помолчал, прикоснулся губами к холодеющему лбу жены, отпустил ее руку и поднялся. – Она сказала последние слова.

И замолчал, крепко обняв и прижав к себе Неждану. Бояре молчали тоже.

– Ольга – королева русов, – торжественно и тихо произнес Великий Киевский князь. – Она сказала так, Неждана: Ольга – королева русов. Я слышал, ясно слышал ее пророчество.

Олег был потрясен смертью юной супруги, и, как говаривали приближенные, только страх за жизнь дочери не позволил сломаться его великому духу. Девочка была окружена самыми крепкими и цветущими кормилицами-славянками, а великий князь прекратил все распри, войны и походы, чтобы не гневить богов. И впервые улыбнулся в то утро, когда его Ольга впервые ему улыбнулась.

Но это было потом, позже. После похорон, на которые так и не смог приехать отец Берты, конунг рузов с тем же родовым именем – Берт.

– У него подкосились ноги, – сказал прибывший вместо него первый боярин рузов Биркхард. – Будто их отсекли мечом.

– Сын и дочь, – Донкард грустно покачал

седой головой. – Берсир и Берта. Две опоры его погибли внезапной смертью.

Неждана и Сигурд не отходили от князя Олега. Детей они оставили на челядь, и всё внимание их было в тот день сосредоточено на осиротевшем конунге.

Пышные похороны Берты собрали множество народа, обитавшего ныне в огромной Киевской державе. Здесь были представители от многочисленных славянских племен, мери и веси, рузов и даже вечно враждующих с русами рогов. И все были немало удивлены, когда Великий князь Киевский Олег величественным мановением руки остановил массовое ритуальное заклание рабов:

– Отпустить на волю именем светлого духа Берты.

После поминальной тризны Олег сразу же ушел в свои покои, сославшись на усталость. Сигурд отправил Неждану домой, а сам пошел за конунгом. Он не хотел его беспокоить, но быть с ним рядом считал себя обязанным. Однако великий князь узнал, что он в соседних покоях, и велел позвать.

– Прости, мой конунг, что я без твоего дозволения… – начал было Сигурд.

– Тебя привело желание разделить не только мое горе, но и мою тревогу, Сигурд, – вздохнул Олег. – С такой тревогой не уснешь, потому что всё равно просыпаешься с нею.

– Ты в тревоге за Ольгу, мой конунг? Но Неждана говорит, что девочка, слава Перуну, на редкость крепенькая, а кормилиц отбирала Альвена.

– Дети крепнут, а мы – стареем. И вместе с нами стареет наша власть. И эту постаревшую власть подхватит сын Рюрика. Просто потому, что больше некому ее подхватить.

– Прости, мой конунг, но Рюрик взял с меня клятву, – тихо сказал Сигурд.

– Я совершенно не знаю князя Игоря, – продолжал Олег, не обратив внимания на тихое напоминание Сигурда. – Что ты мне скажешь о нём, Сигурд? Каков он? От него, а это значит, от его нрава зависит будущее моей дочери.

– У него нет нрава, – подумав, сказал Сигурд. – А если и есть, то он его пока неплохо скрывает. Он живет по правилам, конунг, и очень строго придерживается их.

– Каковы же эти правила?

– Не заводить друзей. Не слушать советников. Не говорить о мыслях своих, намерениях и желаниях.

– Это говорит о неуверенности в себе, – заметил Олег. – Каким же он станет, когда получит власть, Сигурд? Я не доверяю людям без страстей. Что он любит?

– Отроков, мой конунг. Статных и пригожих. Особенно выделяет некоего Кисана.

– Может быть, ему приятно утверждать себя среди них, – задумчиво проговорил великий князь. – А чего не любит?

– В его окружении очень мало женщин. Не то чтобы он не любил их – он поглядывает в их сторону. Но – только поглядывает. Я попробовал подсунуть ему юную рабыню, а он избил ее и прогнал прочь.

– Это естественно в его возрасте.

– Он замыкается в присутствии женщин. И чем они моложе, тем больше он замыкается.

– Неужто он до сей поры – девственник? – недоверчиво усмехнулся Олег.