Ольга Яковлева

Иванов Сергей Анатольевич

«И не нужно мне! — хотела крикнуть Ольга. — Подумаешь!»

Но в трубке давно уже отчаянно пели короткие гудки.

* * *

Прошёл тот неудачный театральный день, проходил и ещё один. Звонить больше Ольга не решалась.

Сегодня утром, перед школой, она опять зашла в тот же некусачий автомат, вынула из варежки тёпленькую жёлтую двушку, набрала номер, но опять услышала магнитофонный голос:

— Слушаю!

Ольга положила трубку, и автомат проглотил её двушку задаром.

Сейчас, вечером,

ей было тоскливо и стыдно. Чтобы немного успокоиться, оправдаться перед собой, она старалась разозлить себя, старалась обидеться. «А пусть, пусть, — думала она. — И не буду звонить! Пусть, раз так… какие-то списки!»

В тот день зима вдруг распустила вожжи, мороз вырвался, улетел, всё потекло. По улицам полз мокрый туман. Как-то неприятно было на душе, как-то дышалось невесело. И мама была беспокойная. Ждала телефонного звонка. И, не дождавшись, опять и опять звонила в справочное аэровокзала.

В этот вечер они долго смотрели телевизор. Уж под конец Ольга сама сказала, что спать пойдёт. А мама вдруг попросила:

— Посиди со мной, доча! А хочешь — вздремни около меня… Чего-то Слава не летит. А погода видишь какая!

Но Ольга, неизвестно почему, совершенно не боялась за лётчика. Она сказала:

— Я вот тебе честно говорю, мам. Он прилетит. У меня сердце чует!

— Правда? — сказала мама и стала быстро-быстро утирать глаза. — Ну ты смотри, смотри телевизор. Ты на меня не гляди.

Уже когда вся программа кончилась, часов, наверное, в двенадцать, вдруг затрезвонил, захлебнулся звонок у двери. Мама кинулась в переднюю и только притронулась к замку, дверь сама распахнулась. В квартиру вбежала женщина — халат застёгнут наперекосяк, голова в бигудях, из-под халата длинная ночная рубашка в цветочек:

— Умоляю! Телефон!

— В комнату, в комнату идите, — быстро сказала мама. — Там. Оля, покажи!

Женщина срывающимися пальцами начала крутить телефонный диск. Вызывала «скорую помощь». Ольга узнала её — это была их соседка из квартиры напротив.

— Как её зовут? — шепнула мама.

Ольга пожала плечами. Они стояли в дверях, прижавшись друг к другу, и глядели на женщину. Та наконец дозвонилась, кричала в трубку:

— Панкратова, Вера Григорьевна, семьдесят два… Сердце.

Положила трубку, виновато и устало глянула на маму:

— Как погода меняется, так приступ. И особенно когда оттепель, давление в воздухе падает.

Ольга вздрогнула и замерла. Значит, сейчас и старик ботаники… Ей вспомнились слова Лёли Познанской: «Всё на волоске висит. Кто-нибудь чихнёт не так — и готово!»

Женщина ушла. Но в квартире у них осталась тревога. Мама сидела на диване перед тёмным телевизором. Наконец взглянула на Ольгу:

— Ты чего? Ложись, ложись.

Ольга послушно легла. Звонить всё равно было поздно. Уже сквозь сон ей послышалась пронзительная телефонная песня, и потом к её щеке прижалась горячая и мокрая мамина щека.

— Прилетел, доча! Прилетел, прилетел!..

И больше

Ольга ничего не слышала и не видела, кроме хорошего летнего сна про зелёные листья и про птиц… Теперь уж ничего плохого случиться не могло.

* * *

Утром они проспали. А чего тут удивляться — полночи колобродили!.. Ольга сама проснулась. Посмотрела на будильник — глазам своим не поверила: восемь часов. Как он не зазвонил, неизвестно. Будто сам проспал всё на свете. А может, звонил, да не дозвонился до ких. А может, и завести забыли.

Ольга быстро думала об этом, пока надевала платье, чулки.

Потом вдруг подумала: «Завтракать же надо — маму разбудить». Но прикинула: всё равно не успеть. Пока чайник, пока то, сё… А мама ещё позже легла. Вообще неизвестно когда! Пусть спит. Небось к своей второй смене проснётся.

Она тихо-тихо собралась — только раза два громыхнула. Но мама даже и не думала просыпаться. Видно, наволновалась, устала.

В животе было непривычно пусто. И как будто даже немного тянуло и царапало. «Так, что ли, на душе кошки скребут?» — подумала Ольга. Но размышлять про кошек было некогда. Только-только бы к звонку поспеть! Она поскакала вниз по лестнице (оба лифта были заняты). Однако перед почтовым ящиком всё же притормозила. Будто кто её за подол потянул. Глянула внутрь — ого, письмо!

Она опасливо посмотрела вверх по лестнице, вниз. Никого. Достала из тайничка ключ. Вынула письмо: «Яковлевой Ольге». Почерк дрожащий и в то же время твёрдый — такой знакомый ей… Неужели?! Да быть не может!.. Неужели от него?!

Но проверить невозможную свою догадку Ольге было совсем уже некогда. Звонок, который должен был разразиться с минуты на минуту, висел над нею грозной птицей… Пять минут — это ничего. Только пять минут и надо обождать-то!..

И она припустила в школу, размахивая таинственным письмом, зажатым в руке. Припустила, не замечая того, что рассветное небо над головою совершенно чисто, и морозец подобрал снежную хлябь, и красное зарево подымается за домами, так что зажжённые фонари стоят вдоль улицы совершенно ненужно и бледно. Словно привидения.

* * *

Наталья Викторовна не любила в классе свет зря жечь. И это было хорошо. Когда она щёлкнула выключателем, все сразу притихли. По классу плыли предутренние сумерки. За окнами разгоралось огромное небо. Наталья Викторовна подняла руку.

— Тишина!.. Послушайте, как солнце встаёт. А я пока проверю домашнее задание. Тетрадки откройте, — и пошла по рядам.

Светилось небо. Красным и малиновым накалились облака. Весь класс смотрел лучшее в мире кино, которое человеку можно смотреть сколько хочешь, а видит он его лишь несколько раз за всю свою жизнь. Почему? Да так уж всегда выходит! Тот обязательно проспит, тот — даже в ранний час — занят неотложными своими делами. Вот как Ольга — при далёком, неверном свете восхода она читала с волнением письмо: