Ольга
Шрифт:
Японские летчики сразу показали себя умелым, бесстрашным и смертельно опасным противником. В первых же столкновениях, они весьма наглядно продемонстрировали, что в боевой паре, летчик - машина, основной боевой единицей является летчик.
Первая встреча с противником была обманчиво легкой. По указаниям радиолокационной станции "Редут", их эскадрилью подняли в воздух, и направили на перехват приближающихся самолетов противника. Командир скомандовал, - "делай как я" и они полетели вслед за первой двойкой, занимая обычный строй: первая пара выдвинута чуть вперед, по бокам вторая и третья, а две замыкающие - сзади и чуть ниже. Они вышли сбоку, с превышением, и сразу же атаковали
Ведущий Геннадия удачно попал по цели и сразу же ушел вверх, набирая высоту, честно отрабатывая стандартный прием, - "клюнул и ушел". Как учили их инструктора, попал - сразу уходи с набором высоты, промазал - продолжай разгоняться в пологом пикировании, чтоб не подставиться под очередь противника. А ведомый продолжит твои попытки уронить неподатливого врага.
Второй их противник, на которого они пикировали, ловко ушел в сторону, но ведущий, промазав, вместо того чтоб уходить вниз на максимальной скорости, сразу задрал нос вверх, и полез в горку теряя скорость. Японец попытался повторить свой трюк второй раз, уйти вправо и вверх от ведомого, одновременно хватая в прицел машину ведущего, но нарвался на очередь. Геннадий, спинным мозгом прочувствовавший будущий маневр противника, изначально послал свои пули выше и правее. В тот краткий миг ему казалось, что он чувствует, как японский летчик тянет на себя штурмвал, пытаясь поймать в прицел неосторожно подставившийся советский самолет, и Геннадий, несмотря на большую дистанцию, уже стрелял в ту воображаемую точку, которую обязан был пересечь его противник.
На всю свою жизнь он запомнил ту яркую, неудержимую, первобытную радость победы, высокой волной накрывшую его в этот миг. Как в замедленной сьемке, Геннадий видел самолет врага, медленно вплывающий в линии его трассеров. Два взрыва от снарядов его пушки на чужом корпусе... и споткнувшийся самолет, неуправляемой, разваливающейся на лету, безжизненной конструкцией устремившийся к поверхности земли...
Уже по прилету на аэродром, Геннадий вспомнил слова еще одного своего инструктора, Героя Советского Союза, майора Грицевца Сергея Ивановича. Перед отправкой в свои части они засиделись в ресторане, курсанты с инструкторами, отмечая успешное окончание занятий в школе повышения летного мастерства. Боевые летчики вспоминали пережитые бои, боевых товарищей, погибших и оставшихся в живых, продолжающих свою службу в других летных школах или в боевых частях. Майор провосгласил тогда немного странный тост:
– Хочу пожелать вам, молодежь, чтоб после первого сбитого вражеского самолета, вам хватило ума понять, что вы такие же салаги, как и были до того, а не герои, ухватившие за хвост птицу удачи. Меня поймут только те, кто сбивал, кто почувствовал и пережил это дурманящее, очень приятное и опасное чувство... самое сильное из всего, что я пережил в своей жизни, сильнее первой женщины... не поддавайтесь ему. Многих я видал, кому закружил голову восторг первых побед. Такие долго не живут. Пусть вам всегда хватает смелости не лезть на рожон и хватает ума не свернуть, когда надо идти до конца...
Геннадий долго думал над тем, что хотел им сказать прославленный летчик, но только сейчас ему показалось, он понял кое-что из сказанного. Поэтому пошел к своему ведущему.
– Слава, ты зачем полез вверх после промаха? Японец от меня вывернулся и сразу тебе в хвост, я чудом его снял. Повезло, что прочувствовал его маневр...
– Да я тебе, салага, японца на блюдечке выложил! Я же специально промазал, чтоб ты счет размочил, а ты... вместо бутылки коньяка учить меня вздумал! Ты полетай с мое, а тогда на старших рот открывай.
Покрасневший от обиды
Даже потеря четырех товарищей не испортила выжившим чувство победы, ведь они сбили восьмерых. Молодость не верит в смерть, особенно если не столкнулась с ней глаза в глаза, а сбитый самолет товарища... ведь никто его мертвым не видел... может он в плен попал, а может завтра сам доберется до расположения наших войск...
Во втором бою Геннадий потерял своего ведущего и сам с трудом посадил в степи дымящий самолет. Они сопровождали штурмовики на очередное задание. Оператор станции "Редут" вовремя предупредил командира их эскадрильи о приближающихся самолетах противника, и они полетели им навстречу, связать боем и дать возможность штурмовикам беспрепятственно вернуться на базу после выполнения задания. Зная направление, высоту и скорость противника, они заняли позицию с превышением, и вышли от солнца, имея на руках все козыри.
– Атака, - прозвучал в микрофонах голос комэска, и сразу за ним зазвучали голоса ведущих, раздающих указания своим ведомым. Среди этого хора Геннадий с трудом разобрал наполненный азартом будущей схватки голос Вячеслава, уже бросившегося в атаку на своем самолете, - Я на ведущего, ты - на ведомого!
Это указание было грубейшей ошибкой. В нормальных условиях пара истребителей атаковала одного противника, вернее сказать, атаковал ведущий, а ведомый прикрывал ему тылы и мог добавить, если цель выскакивала на него. Ведомый обычно отставал от ведущего на триста-четыреста метров и шел правее и выше. В данном случае, Вячеслав мог легко попасть под огонь ведомого, которого Геннадий физически не успевал отвлечь своей атакой.
Матерясь про себя, Геннадий разгонял в пологом пикировании свой самолет, радуясь, что они заходят с левой стороны от противника, а значит у ведомого будет минимум времени и большой угол на Вячеслава, а там уже он не даст ему отвлекаться. С запредельно большого расстояния в четыреста метров, он дал короткую, пробную очередь, разогревая свои стволы, а также проверяя соперника. Об этом также рассказывал им один из инструкторов с боевым опытом.
– Подлетая, дай короткую очередь метров с четырехсот. Если противник задумал неожиданный финт, а сам выжидает, этим ты его спровоцируешь, и успеешь среагировать на маневр, а заодно и оружие проверишь, может самому уже пора хитрые маневры совершать.
Но невозмутимый японец выждал еще секунды две, пока он подобрался на расстояние в двести пятьдесят метров, а сам резко вильнул вправо, как раз перед тем, как Геннадий утопил гашетку. Матерясь уже не про себя, а присоединив свой голос к многоголосому хору любителей русского командного, раздающегося в его наушниках, Геннадий уходил влево, пытаясь максимально быстро оказаться подальше от хитро сделанного японца, но удары пуль о бронированную спинку кресла, однозначно, на практике, доказали: времени довернуть свой короткий нос верткому японцу с экзотичным именем Кi-27 нужно значительно меньше, чем противнику, желающему оказаться на дистанции триста метров и больше.
Когда он вновь полез на высоту, то успел краем глаза заметить беспорядочно кувыркающийся самолет Вячеслава, устремившийся к земле.
– Геннадий, ты дымишь, немедленно возвращайся!
– прозвучала в наушниках команда комэска. Очередь японца задела все-таки что-то важное.
С трудом перелетев реку, как некий условный барьер после которого можно смело садиться, он с трудом посадил самолет среди чистого поля. Заглушив начавший чихать еще до посадки мотор, он выпрыгнул из кабины, и отбежал подальше. На всякий случай.