Олигарх. Ты не купишь меня
Шрифт:
— Чарли, значит… Да, он здесь. Вообще-то, могли бы поинтересоваться, как себя чувствует мой ребенок! — Я пытаюсь разговаривать строго, не снижая градус наезда. Хотя Светка серьезно мешает — пытается вырвать у меня телефон и корчит злобные гримасы.
— Что вы несете? Чарли 9 месяцев, максимум, что он мог — облизать, и то не до смерти. Собака моя где?
Голос ровный, он еще не орет. Но я ощущаю, как внутри него клокочет бешенство — ждет немедленного ответа на свой вопрос. Пока сдерживается, потому что собака у меня. Если я не отвечу, мне кажется,
То, что это всего лишь телефонный разговор, придает мне смелости.
— Вообще-то Чарли сильно испугал ребенка, и меня тоже! С вашей собакой все хорошо, я готова вам ее вернуть, но вы могли бы побеспокоиться и о моей дочке.
— Ок, мне жаль, что так случилось. Вы денег хотите? Я оплачу вам все ваши переживания. Повторяю вопрос: собака где?
Последнюю фразу он произносит, чеканя каждое слово, будто я тупая и не понимаю с первого раза. Вот так вот — коротко и ясно. Я ожидала признательности, расшаркиваний и искренних сожалений. Хозяину, оказывается, плевать на то, что его теленок мог покалечить мою дочь. Может быть ребенку всего один год, а псина играючи перевернула коляску?
— Значит так… мужчина, — копирую его интонацию, стараясь не сорваться на крик — вас мама не учила вежливости? При чем здесь деньги? Только у такого невоспитанного хозяина могла вырасти такая невоспитанная собака. Чарли, вы говорите? Так вот, ваш Чарли сейчас в полнейшем порядке, а вот я — уже нет! Вы даже не спросили, что произошло…
— Женщина, вы цену набиваете? Просто скажите, сколько перевести за возвращение собаки.
Вот это он зря, забрало ярости опускается на мое лицо. Я уже не кричу, а выплевываю злые фразы ему в трубку:
— Значит так… Слушай сюда! Еще раз заикнешься о деньгах или назовешь меня «женщина», и своего Чарли больше не увидишь! Я не искала твою псину, она сама вылетела на меня, напугала и ты еще смеешь меня оскорблять? Извиняйся… Извиняйся, я сказала!
Все, мне конец! Я слушаю звенящую тишину в ответ, в ушах шумит от волнения. Я никогда так не позволяю себе разговаривать с людьми. Ничего себе, меня понесло. Даже «тыкала» незнакомому человеку, ай да я! Господи, он же приедет за собакой и меня прибьет. Или психанет и не приедет вообще, и тогда ближайшие 15 лет я буду вынуждена ухаживать за приблудной собакой. Я не знаю, что хуже!
— Да, простите. Я слишком перенервничал, вы должны меня понять… Пожалуйста, расскажите, что произошло, я весь во внимании.
Мамочки, что это? Будто бархатом по ушам погладили. Неужели хамское величество решило сменить гнев на милость? Я довольно улыбаюсь, все-таки не зря могу найти подход к самым трудным ученикам.
— Надеюсь, что с вашей дочкой все хорошо и ей не нужна помочь психолога? Простите еще раз. Так как, вы говорите, нашли Чарли?
Я готова слушать это бесконечно, говори еще… говори! Оттаиваю от теплого и человеческого отношения, постепенно начинаю рассказывать обстоятельства нашей прогулки.
Рыдающая дочка бегает рядом и, как пытается вставлять
Я эмоционально рассказываю все, что случилось сегодня. Под одобрительное «мне так неловко» и «простите еще раз» я дохожу до того, что хвалю эту чертовую псину, восхищаюсь ее дружелюбием и милым нравом.
Через десять минут разговора, мне уже кажется, что хозяин собаки вполне милый и приятный мужчина. Даже хочется извиниться за свое истеричное поведение. Но я не успеваю это сделать.
Около входа в парк резко тормозит черный тонированный джип. Просто нагло визжа тормозами останавливается на дороге, не обращая внимания на сигналящие машины. Как ему никто в зад не прилетел?
Чарли встревоженно поднимает уши. Из машины выходит здоровенный лысый качок в черном костюме и идет по направлению ко мне. Такую походку я видела в фильме «Терминатор» — прет уверенно, как танк. Я бы предпочла зарыться в асфальт, но не стоять у него на дороге. Не сразу понимаю, что амбал идет ко мне за собакой, потому что это невозможно — ведь хозяин Чарли в данный момент разговаривает со мной по телефону. Или не разговаривает?
Из телефона доносятся короткие гудки. Оказывается, собеседник бросил трубку даже не дожидаясь, пока я закончу свой рассказ. Качок двигается прямо ко мне, не сбавляя темпа, по прямой траектории. Рукой он уверенно ныряет во внутренний карман пиджака, такой жест я тоже видела в кино…
Я инстинктивно вжимаю голову в плечи, закрываю глаза и прижимаю к себе Светку, стараясь прикрыть ее от нападения.
Вместо звуков стрельбы я слышу:
— Да, Игорь Николаевич, собака здесь. Все спокойно, скоро будем.
Приоткрываю глаз — лысый говорит с кем-то. Фу, это он телефон доставал. Вот я дура-то!
Качок ухмыляется, пристегивает карабин к ошейнику собаки, буркает что-то похожее на «спасибо-извините» и идет обратно к машине. Через пару секунд машина так же резко трогается с места. Вся эта сцена, будто взятая из третьесортного боевика, заняла не больше минуты, но для меня пролетели часы.
Я испугано выдыхаю и отпускаю Светку. Почему я оказалась втянута в какую-то идиотскую историю? Что это за шпионские игры? Неужели все из-за рыжего щенка?
Телефон пищит, сообщая об смс: мой счет пополнен на сто тысяч рублей.
Что за день сегодня?
8. Игорь. 2 дня до кастинга
Я редко срываюсь. Обычно этого и не требуется, достаточно одного моего взгляда, чтобы вызвать у окружающих волнение, беспокойство, страх или горячее рвение — в зависимости от ситуации. Никто из моей команды ни разу не слышал, чтобы я орал. И слава богу! Потому что те, на кого направлен мой гнев, наверное, предпочли бы прятаться от меня пару лет в джунглях Амазонки. Лишь бы не стоять, сжавшись в комок и покрываясь красными пятнами.