Олигархи. Богатство и власть в новой России
Шрифт:
Шоу Доренко ошеломило Лужкова. Он более пяти лет занимал пост мэра Москвы и был хозяином в своем городе. Лужков выступил с гневными обвинениями в адрес Доренко и подал на него в суд за клевету — тактика, к которой он всегда прибегал в московской политике. Но против Доренко она была не очень эффективной. “Это — безумие, — сказал Лужков. — Своего рода психическая атака, в том смысле, что обычно подобные вещи совершают психически неуравновешенные люди” {586} . “Россия в шоке. Ложь и клевета, потоки грязи обрушились на политиков и государственных деятелей” {587} .
Лужков настолько завяз в телевизионной камере пыток, устроенной для него Доренко, что не смог вырваться и реабилитировать себя. Он так и не выдвинул единственный лозунг, который, по мнению Евтушенкова, мог бы стать основой его притязаний на пост президента, — что он может восстановить Россию. Его жена, Елена Батурина, сказала мне тогда: “Политика, с моей
Непрекращавшийся барабанный бой негативных телевизионных передач сказался на Лужкове. Работая на ОРТ, Доренко имел огромную зрительскую аудиторию, поскольку этот канал принимался на всей территории России. В октябре занимавшийся проведением опросов по заказу Кремля Фонд общественного мнения сообщил, что положение Лужкова пошатнулось. Не было ничего необычного в том, что лидеры президентской гонки в условиях острой конкуренции имели по результатам еженедельных опросов всего 20 процентов голосов или немного больше. В январе 15 процентов опрошенных сказали, что на президентских выборах проголосуют за Лужкова. В октябре их число упало до 5 процентов. Число тех, КТО не доверял Лужкову, увеличилось С 35 процентов в конце 1998 года до 51 процента годом позже.
Кампания по очернению Лужкова, развернутая Доренко, достигла своего апогея 7 ноября 1999 года. Он опять затронул тему, связанную с реальными событиями — убийством Пола Тейтума, американского бизнесмена, застреленного в 1996 году в результате конфликта из-за гостиницы “Рэдиссон-Славянская”. Никто не был задержан или хотя бы обвинен в совершении убийства.
Доренко сказал мне, что дело Тейтума подвернулось ему случайно. С самого начала очернительской телевизионной кампании люди завалили его жалобами на Лужкова. “Десятки людей просили о встрече со мной и приносили материалы о Лужкове, — вспоминал он. — Среди этих людей был один парень, который пришел ко мне и сказал: “Два месяца назад я был во Флориде и записал на пленку разговор с одним сумасшедшим американцем... Он был немного не в себе”. Сумасшедший американец утверждал, что в убийстве Тейтума виновен Лужков. Сумасшедший американец должен был стать для Доренко своего рода телевизионным пулеметом Гэтлинга. Доренко переговорил с Березовским о том, как эффектнее использовать сюжет о Тейтуме для дискредитации Лужкова. Березовский предложил замысловатый сюжет, в котором фигурировала Федеральная служба безопасности, но был осторожен и предупредил, что Путин, бывший руководитель ФСБ, не должен упоминаться в шоу.
Доренко вышел в эфир. В начале программы он сказал, “в убийстве Тейтума виновен Лужков, как перед смертью сказал сам Тейтум. Об этом свидетельствует Джеф Олсон, друг покойного”. Олсон был тем самым “сумасшедшим американцем”.
Затем показали Олсона, сидевшего в огромном кожаном кресле с баночкой “Доктора Пеппера” на столике рядом. Олсон выступил с удивительным заявлением, в которое было трудно поверить: он был другом Тейтума и ему первому сообщили об убийстве. “Пол, после того как в него выстрелили, жил еще несколько минут. Он говорил с телохранителями, телохранители связались с офисом, из офиса позвонили мне. Последнее, что он сказал сотрудникам офиса и мне, было: “Ответственность несет Лужков. Это его рук дело”.
Потом Доренко пустился в долгое, запутанное повествование, следуя указаниям Березовского. Смысл сказанного Доренко сводился к тому, чтобы обвинить в убийстве Лужкова. Остальные факты, заговоры, доказательства промелькнули как в тумане. Доренко закончил программу сюжетом, в котором попытался связать Лужкова с лидером “Аум Синрикё”, японской секты, отравившей пассажиров токийского метро, и церковью сайентологов. Доренко пустил в ход все, включая “вину по ассоциации”. Это было шоу.
Березовскому понравилось. Осенью он начал борьбу за место в Думе от Карачаево-Черкесии, многонациональной республики на юге России. Кроме того, Березовский активно занимался организацией новой парламентской группы, поддерживающей Путина. Активизация боевых действий в Чечне была встречена с большим одобрением, и Путин поднялся на волне популярности. Березовский опять выступал в роли “делателя короля” по отношению к Путину. Он поручил Доренко вести атаку на Лужкова, серьезного потенциального соперника Путина, которого нужно было убрать с дороги.
В то время я спросил Березовского, что он думает о шоу Доренко, и он ответил: “Избиратели смотрят его с удовольствием. И ответ на вопрос, хорошее оно или плохое, может быть дан только в духе демократии: если оно вам не нравится, выключите телевизор. Если нравится, смотрите дальше. Я считаю, что это — замечательное шоу”.
“Я даже не пытаюсь анализировать содержание, — добавил он. — Я поклонник его таланта; с моей точки зрения,
В конце кампании по выборам в парламент уязвленный и расстроенный Лужков провел последний митинг в Москве на Васильевском спуске недалеко от Красной площади. Когда собралась толпа, было уже темно. Сзади сиял собор Василия Блаженного, ярко освещенный прожекторами. Это был трудный момент для Лужкова. На этом самом месте три с половиной года назад он горячо поддержал Ельцина. Теперь ему приходилось выкрикивать обвинения в адрес Ельцина, тщетно кричать на холодном вечернем воздухе, кричать так, что его голос отражался от кремлевских стен, возвышавшихся рядом. Лужков в своей фирменной кепке критиковал правящую верхушку, напомнил о пирамидах ГКО, обвале рубля, массовой приватизации. “Они боятся нас! — заявлял он. — Они боятся нас, потому что мы говорим, что нужно отдать под суд всех тех, кто допустил это беззаконие, разграбление государственной собственности и денег!” Толпа словно одеревенела, она состояла главным образом из муниципальных служащих и профсоюзных активистов, которых привезли на автобусах и привели на заранее определенный участок мощенного булыжником спуска. Они разошлись, как только митинг закончился. В руках они держали плакаты типа “Доренко — щенок Березовского” и “Руки прочь от нашего мэра!”. Мне показалось, что Лужков совершил огромную ошибку, потратив последние силы на борьбу с Доренко. Он мог провести мощную политическую кампанию, представив Москву в качестве образцового города, но не сделал этого. Я написал в своей записной книжке, что Лужков “хозяин в душе, приложивший определенные усилия, чтобы стать политиком, но Доренко и другие подкосили его, и он не знает, как на это реагировать”. В конце митинга Лужков продолжал возмущаться “режимом”. “Мы должны были показать этим негодяям, что мы — реальная сила, что мы не сдадимся, — сказал он с горечью. — Мы должны были показать, что можем противостоять потокам лжи и клеветы. Мы против того, как режим начинает управлять страной”.
Лужков выиграл иски по делу о клевете против Доренко, но проиграл большую политическую войну. Его надежды баллотироваться на пост президента были разбиты, хотя в декабре 1999 года его вновь избрали мэром Москвы, отдав за него 70 процентов голосов. Лужков продолжал управлять Москвой, но лишился шанса управлять Россией после Ельцина.
Когда спустя год с небольшим я спросил Лужкова о событиях той осени, он все еще был в ярости. Он обвинял Ельцина, ближайшее окружение Ельцина, Березовского и “паразитический капитал”. Когда я предположил, что он сопротивлялся недостаточно энергично, Лужков пришел в сильное возбуждение. Он вспомнил судебные процессы и настаивал на том, что старался дать отпор. “Что же, нам танки надо было направлять к Останкинскому телецентру? — спросил он. — Всем прекрасно известно, что Доренко клеветал на меня в своих программах, и он знает это. Он получил от Березовского огромные деньги, гонорар, огромные деньги. Суд обязал его выплатить 4500 долларов. Он смеется над правосудием. У нас нет эффективного правосудия”.
Доренко гордился своей работой. Он подготовил пятнадцать программ, которые свели на нет надежды Лужкова стать президентом России. Он назвал их “пятнадцатью серебряными пулями”.
Падение рубля тяжело отразилось на всех трех телевизионных каналах, но Гусинский был особенно уязвим, потому что в своих мечтах вознесся слишком высоко. Каналу ОРТ, 51 процент акций которого все еще принадлежал государству, но которым управлял Березовский, правительство обеспечило возможность выжить, предоставив ссуду государственного банка в размере гоо миллионов долларов. Как сказал мне Киселев, канал НТВ тоже хотел бы получить кредит от государства. Несмотря на то что канал гордился своей независимостью от государства и свободно критиковал Ельцина и правительство, Киселев сказал, что руководство НТВ с радостью приняло бы ссуду и помощь от государства и в той отчаянной ситуации даже поднимало вопрос об этом. Он считал, что кризис был вызван правительством и поэтому правительство должно было помочь выжить телевизионной отрасли в целом. Финансовое положение компаний Гусинского стало ухудшаться. Рекламный рынок российского телевидения уменьшился на 47,5 процента по сравнению с 1998 годом и на 77 процентов по сравнению с докризисными прогнозами {590} . Между тем для обслуживания долгов требовались большие деньги. По поводу кредита правительство хранило молчание. “ОРТ получило от правительства кредит в 100 миллионов долларов, а мы не получили ничего, — сказал Киселев. — Это было одно из самых драматических событий, случившихся с нами”. НТВ все критичнее оценивало окружение Ельцина, нелестно отзывалось о руководителе администрации Волошине, который в одной из передач Киселева был изображен в виде Ленина. Зрителям неуклюже напоминали о том, что Волошин ранее сотрудничал с Березовским в проекте ABBA. Передача была плохо подготовлена и не очень убедительна. Смещенный со своего поста прокурор Скуратов, который привел Кремль в такое бешенство, также получил на НТВ достаточно эфирного времени для выдвижения обвинений в адрес семьи Ельцина и его ближайшего окружения.