Олимп

Симмонс Дэн

– Ты хотел их предупредить, – вставила Ада.

– Конечно.

– И что здесь дурного? – осведомился Харман.

– В Чоме и в Уланбате открылись такие же дыры. В сердце колоний раскинута ледяная паутина и бьют в небеса голубые лучи. Сетебос и там побывал.

28

Четыре десятка слушателей потрясенно переглянулись. А потом рассказчика захлестнула волна недоуменных вопросов. Даэман и Харман принялись объяснять, как именно выражался Калибан с орбитального острова о своем божестве – «многоруком, словно каракатица»

Сетебосе.

Всех беспокоила судьба Уланбата и Чома. Второй из узлов молодой мужчина успел разглядеть лишь издали – тот на глазах зарастал голубой паутиной. А в Уланбат он для верности факсовал сразу на семьдесят девятый уровень Небесных Колец и с опоясывающей террасы увидел за милю от себя сияющую дырку над пустыней Гоби. Таинственные нити похожего на лед вещества уже переползали с наружных построек на нижние уровни Колец. Семьдесят девятый этаж был чист от «паутины», однако надолго ли?

– Там было много людей? – не удержалась Ада.

– Ни одного.

– А войниксов?

– Целые сотни. Так и шныряли вокруг паутины, по ней и внизу. Только не в самих Кольцах.

– Куда же подевались жители? – жалобно спросила Эмма. – В Уланбате хватало оружия: мы сами меняли его на местный рис и одежду…

– Должно быть, они спаслись через факс, как только увидали небесный портал, – заметил Петир.

Аде его убежденность показалась немного наигранной.

– Но если все успели бежать, – рассудительно вставила Эмма, – почему из Уланбата и Чома никто не явился к нам просить убежища? Целых три города, вместе с Парижским Кратером, – это же уйма народа, десятки тысяч «старомодных», как мы. И где же они? Греоджи, Кас, – обратилась она к начальникам стражи, недавно вернувшимся из ночного караула, – сегодня при вас были новые беженцы? Кто-нибудь факсовал из других мест?

Греоджи покачал головой.

– Только Даэман Ухр. Уже под утро и вчера поздно вечером.

Хозяйка Ардис-холла выступила на середину круга.

– Послушайте… предлагаю обсудить это потом. А сейчас мы все утомились. Некоторые всю ночь не смыкали глаз. Многие даже не ели с тех пор, как началась заварушка. Стоман, Кэл, Боман, Элле, Анна и Уру приготовили кучу снеди на завтрак. Те, кому пора вставать на караул, сначала ваша очередь. И не жалейте кофе, пейте больше. Остальным тоже не помешает подкрепиться и немного прикорнуть. Реман просил напомнить, что в десять утра будет литье. В три пополудни встречаемся в бывшей бальной зале, устроим собрание всех членов общины.

Люди еще потолпились, приглушенно переговариваясь между собой, но все-таки разошлись – кто на завтрак, а кто по делам.

Харман заторопился в лазарет, на ходу подмигнув Аде и Даэману. Кузен с кузиной подождали, когда разбредутся остальные, и тронулись вслед за ним.

Хозяйка Ардис-холла тайком потолковала с Томом и Сирис – добровольными медработниками, которые оказывали раненым первую помощь, а также ночь напролет приглядывали за Никем. Ада отправила их на завтрак в общую столовую, и в лазарете остались пятеро. Ханна неотлучно сидела у постели потерявшего сознание больного, Даэман и супруги стояли рядом.

– Как в старые

денечки, – произнес девяностодевятилетний мужчина, намекая на время девятимесячной давности, когда вся пятерка странствовала заодно, еще в компании Сейви.

– Только вот Одиссей умирает, – без выражения сказала Ханна, сжимая руку древнего грека в своей, так что переплетенные пальцы обоих побелели от напряжения.

Харман приблизился и посмотрел на бесчувственное тело. Наложенные час назад повязки насквозь пропитались кровью. Под сомкнутыми веками – никакого движения. Бледные, как и кончики пальцев, губы слегка раскрылись, из них вырывалось такое неглубокое, такое прерывистое, такое неверное дыхание.

– Я думаю забрать его на Мачу-Пикчу, к Золотым Воротам, – промолвил муж Ады.

Все изумленно уставились на него.

– Хочешь сказать, когда он… умрет? – пересилила себя Ханна. – Чтобы там похоронить?

– Нет. Сейчас. И чтобы спасти.

Пальцы жены пребольно впились в руку мужчине, он едва не вскрикнул от неожиданности.

– О чем ты? – Большие настойчивые глаза требовали ответа.

– Помните, что сказал Никто Петиру вчера вечером у стены, прежде чем потерял сознание? По-моему, он просил доставить себя в саркофаг на Мачу-Пикчу.

– Что еще за саркофаг? – не понял Даэман. – Я видел только гробы из хрусталя.

– Криотемпоральные колыбели, – поправила Ханна, старательно выговаривая по слогам. – Точно, были такие. Сейви про них рассказывала. Она и сама провела там несколько столетий и там же нашла спящего Одиссея за три недели до нашей первой встречи.

– Да, но старуха редко баловала нас правдой, – возразил Харман. – Может, и вообще никогда. Грек признавался, что знает ее много дольше. Как же, ведь они на пару распространяли на Земле туринские пелены, мода на которые появилась одиннадцать лет назад.

Ада нащупала в кармане расшитую ткань с микросхемой, оставленную для нее Даэманом.

– Вот и Просперо… там, наверху… намекал, – продолжал девяностодевятилетний, – что мы, дескать, не готовы понять всего насчет Одиссея. Да и сам бородач, перебрав за ужином сладкого вина, все время болтал о некой колыбели, шутил, что хорошо бы туда вернуться.

– Может, он имел в виду хрустальные гробы… э-э-э… саркофаги? – предположила Ада.

– Не думаю. – Харман принялся расхаживать взад и вперед между пустыми койками. Все прочие жертвы минувшего сражения предпочли выздоравливать в собственных комнатах особняка или в наружных казармах, и только Никто долежал до утра. – Чует мое сердце: там, у Золотых Ворот, спрятано что-нибудь вроде целительной колыбели.

– Зеленые черви, – прошептал Даэман, и его лицо, белое точно мел, побледнело еще сильнее.

Ошеломленная Ханна даже выпустила руку любимого. Видимо, клетки ее тела сохранили остаточную память о пребывании в лазарете Просперо на орбитальном острове, пусть даже разум отрекся от неприятного бремени.

– Сомневаюсь, – поспешил возразить Харман. – Мы ведь не обнаружили там ничего похожего на целебные баки небесного лазарета. Ни зеленых червей за стеклом, ни оранжевой жидкости. Надо полагать, колыбель укрыта где-то еще.