Олимпиада-80
Шрифт:
Большая ответственность лежит на плечах тренера, все ошибки и недочеты спрашиваются в первую очередь с него. Поэтому, то как подготовлены игроки, как они могут противостоять противнику и как могут добиваться победы, целиком и полностью зависит от мастерства и профессионализма тренера.
Женская сборная Советского Союза по волейболу — одна из лучших команд спортивного мира. Сегодняшний матч — убедительное тому подтверждение. Наши спортсменки смогли победить немецкую команду во второй партии. А третья и вовсе оказалась для немцев полностью разгромной — выдохшиеся, изнуренные
Алена, покрасневшая от гнева, пулей вылетела из дверей стадиона. Макс, совершенно не понимая столь резкой перемены настроения, быстро пошел вслед за ней.
— Не надо меня преследовать! — истерично взвизгнула девушка, совершенно не стесняясь проходивших рядом людей.
Стоявший неподалеку милиционер в белоснежной парадной форме пристально посмотрел в сторону Макса, быстро догоняющего Алену. Но увидев, что все это не более чем сердечные разборки, тут же потерял всякий интерес.
— Что… что случилось-то? — Макс пытался разобраться в столь странном поведении девушки.
— Ничего! — резко повернулась она. — Можешь дальше пялиться на своих спортсменок! Все!
На глазах девушки блестели навернувшиеся слезы.
— А… а чего случилось-то? — в еще сильнейшем недоумении спросил Макс.
— Ничего! — едва не всхлипывая вскрикнула девушка. — Вали в свое будущее, пришелец!
Было заметно, что что она хочет сказать еще несколько обидных слов, но, резко обернувшись и вытирая бегущие по лицу слезы, Алена быстро побежала. Вскоре она скрылась в каком-то переулке, оставив совершенно недоумевающего Макса одного.
Он долго стоял, растерянно глядя туда, где скрылась девушка, пока не встретил взгляд милиционера, с подозрением его осматривающий.
Не желая привлекать внимания, Макс пошел к тому самому переулку. Девушки там уже не было. Он неспешно плелся, хмуро глядя себе под ноги. Изредка он поднимал глаза, чтобы оглядеться в слабой надежде встретить Алену.
Пройдя до конца переулка, он вышел на ярко освещенный солнцем широкий проспект. Вокруг ходили толпы жизнерадостных людей, восторженно обсуждающих результаты олимпийских соревнований.
Макс, чувствуя себя совершенно неловко в этой жизнерадостной толпе, поспешил перейти на другую сторону и скрылся в тени какого-то закоулка. Долго он брел, петляя среди куч строительного мусора, огибая вечно непересыхающие грязные лужи, заворачивая в непонятные проходы и плетясь по совершенно незнакомым ему кривым и узким улочкам.
Вокруг было ни души. Макс бродил в совершенно подавленном настроении, на его душе было тяжело от прошедшего расставания. Думать о чем бы то ни стало, у него не было совершенно никакого желания — любая мысль была только об Алене, так гневно с ним распрощавшейся. И он гнал эти мысли из своей головы, не желая вспоминать об этом.
Выйдя из очередного закоулка, Макс хмуро исподлобья огляделся.
«Да, и хрен с ней, — с вскипающей в груди злостью проговорил Макс, — терпеть еще ее причуды».
Он прошел рядом с бригадой вышедших на перекур рабочих. Обернувшись, Макс подошел к ним, и попросил закурить.
— Нет проблем, братишка, — один из рабочих вытащил из кармана початую пачку «Беломора».
Макс неуклюже засунул в рот зажженную папиросу и тут же задохнулся в кашле от едкого табачного дыма. Он ни разу в жизни не курил, видя в качестве примера своих многочисленных знакомых, попавших в рабство вредной привычки. Хотя нет, все-таки однажды, в глубоком детстве он, по научению дворового хулигана, попробовал сделать затяжку, но разъедающий легкие и слизистую оболочку дым навсегда заставил его отказаться от этой привычки. И сейчас также, как и много лет назад, Макс захлебнулся надсадным кашлем.
— Тю, что с тобой, браток, никогда не курил, что ли? — удивленно спросил рабочий.
Макс лишь согласно закивал головой.
— А что тогда начал? Зачем тебе это? А, знаю! — догадливо произнес рабочий. — С бабой потявкались? Ну тогда я знаю что тебе надо. Там, чуть дальше в закутке пивная есть, давай иди, браток, развейся.
Рабочий по-братски похлопал Макса по спине и он, выкинув тлеющую папиросу в лужу, пошел в указанном направлении.
Макс дошел до старого обшарпанного сарая, обитого листами ржавого железа. Над покосившейся дверью, как указатель какого-нибудь средневекового трактира, висела деревянная дощечка с аккуратно нарисованной на ней кружкой пенистого пива.
Макс зашел внутрь. Сквозь маленькие запыленные окна пробивался тусклый свет, а под самым потолком горела обвитая паутиной лампочка. Воздух был сизым от табачного дыма. Макс подошел к небольшой стойке, на которой стоял большой металлический бочонок с кранчиком на боку.
Макс кинул на стойку несколько десятикопеечных монет. Бармен, — если, конечно, это слово применимо к тому заплывшему жиром небритому мужчине в напрочь засаленной одежде, стоявшему за стойкой, — достал большую стеклянную кружку и, открыв кранчик на бочонке с пивом, нацедил пенный напиток. Макс взял кружку, а также любезно протянутую воблу, и сел за ближайший свободный столик.
Вокруг таких же столиков сидело несколько подвыпивших компаний, шумно обсуждавших свои проблемы. Они травили анекдоты, громко гогоча над примитивным юмором, беспрестанно курили и выпивали.
Макс выпил кружку практически залпом и пошел еще за одной.
— А шо, ик… Семеныч, ик… телевизор, ик… не включаешь? — беспрестанно икая обратился к бармену один изрядно подвыпивший мужичок.
— Если надо включи, — безразличным тоном произнес тот, цедя Максу еще одну кружку.