Олимпийские игры. Очень личное
Шрифт:
Как бы невзначай, укладывая в раковину грязную посуду, я начала прощупывать почву:
– Знаешь, я не хочу продолжать тренироваться. Устала как собака. Может, лучше на море съездить? Бог с ним, с этим Монреалем…
Какое-то время мама молча продолжала раскладывать по тарелкам еду и наконец подозрительно тихо и спокойно сказала:
– Понимаю прекрасно. На море сейчас хорошо… Действительно, пусть в Монреаль другие едут. И тренеры пусть едут другие. Те, кто не возился с тобой столько лет, не тратил столько нервов. Ну, а что делать, если
С этими словами она взяла в руки самую большую, свою любимую, доверху заполненную салатом фарфоровую миску и резким движением что есть силы швырнула ее об пол.
– Конечно же, ты устала, – не меняя ровного тона, продолжала мама, как бы между делом отгребая ногой в сторону осколки стекла и ошметки овощей. – Конечно же, тебе в голову не приходит, сколько на тебя потрачено государственных денег. Сколько раз тебя возили за границу – хотя бы для того, чтобы показать остальным, какая в команде есть замечательная девочка. Выдавали экипировку. Шли навстречу в школе, где у тебя было свободное посещение, освобождали от экзаменов. Ерунда, подумаешь… Ну, приедут в Монреаль без тебя, объяснят, что девочка… не захотела поехать на Олимпийские игры!
Вторая миска с салатом, на этот раз – хрустальная, разлетелась на куски прямо у моих ног. Я вжалась в стену, понимая, что следующая посудина неминуемо полетит мне в голову, и судорожно пробормотала: «Мама, не надо. Я все поняла…»
– Тогда неси тряпку и ставь варить картошку и яйца для салата. У нас еще сорок минут до прихода гостей, – буднично заключила мама.
Лишь год спустя я узнала, что на следующий день после той кухонной разборки маме снова позвонила Дедова: «Маша, что ты с ней сделала? Она землю роет…»
Контрольные соревнования я выиграла с отрывом от второго места в пятьдесят баллов…
В Монреаль Дедова не приехала. Как выяснилось позже, тем, кто был включен в команду «третьими номерами», личных тренеров не полагалось в принципе. Потом вопрос вроде бы решился, поскольку у Дедовой должен был выступать на Играх еще один спортсмен – Слава Страхов, но когда Валентина Николаевна пошла относить документы в выездной отдел, то выяснилось, что все его сотрудники уже сами уехали в Канаду. И она осталась в Москве.
Когда я узнала об этом, со мной сделалась истерика. Плачущая, жалкая и бесконечно одинокая в своем горе, я поздним вечером поднялась на этаж к пловцам в Олимпийской деревне и продолжала скулить под отцовской дверью, не решаясь постучаться. Слишком привыкла, что все его время распланировано так, чтобы тратить его не на меня, а на пловцов, сборную которых он возглавлял.
Спустя какое-то время дверь распахнулась.
Выслушав мои причитания, отец, ничем не проявляя сочувствия, спокойно сказал:
– Вытри сопли. Теперь слушай. В Америке есть хорошая практика. Всех директоров крупных предприятий время от времени отправляют в длительные командировки или отпуск. И смотрят, насколько четко предприятие
Я поняла все. Все последующие дни в голове стучала лишь одна мысль: «Я должна доказать всем, что мой тренер – самый лучший в мире».
Парадоксально, но отец всего лишь раз в жизни видел, как я прыгаю в воду. В начале семидесятых он случайно заглянул на тренировку, которая закончилась крайне неудачно: на его глазах я довольно сильно ударилась о воду в одном из прыжков. Вид собственного ребенка, на котором, что называется, не было живого места, поскольку от удара вся передняя поверхность тела мгновенно превратилась в сплошной синяк, привел отца к разумному в общем-то желанию: никогда больше не видеть подобных кошмаров своими глазами.
В Монреале в день, а точнее, вечер моего финала он просто ушел в столовую. Набрал полный поднос еды, чтобы как-то отвлечься от мыслей, но не успел приступить к трапезе: дверь в общий зал распахнулась, и в проеме нарисовались два тренера из его команды.
– Михалыч, ты что, старый дурак, тут расселся? Твоя Ленка – олимпийская чемпионка!!!
По свидетельству очевидцев, отец вскочил на ноги, поднял поднос с едой над головой и что есть силы шарахнул его об пол с диким криком: «А-а-а…»
Внезапно он умолк, обвел тренеров сумасшедшим взглядом и в полной тишине замершего от неожиданного спектакля зала отчеканил:
– Если наврали, убью! Обоих! – и со всех ног помчался в бассейн.
Впрочем, я забегаю вперед…
Глава 2. Общежитие олимпийского типа
…Спустя много лет я напишу об Олимпийских играх: «Первые дни всегда сопровождаются всеобщим сумасшедшим возбуждением. Журналисты, обслуживающий персонал, прохожие на улицах, совершенно чужие друг другу люди знакомятся, обмениваются сувенирами, мнениями, визитными карточками. Эмоции хлещут через край: спокойный тон – редкость. Все гипертрофированно громко: разговор переходит в крик, смех – в гомерический, до истерики, хохот, шаг – в бег. Словно внутри у каждого до предела закручена тугая тонкая струна.
Опытные тренеры больше всего боятся именно этого: водоворот человеческих эмоций, где вслед за кульминацией всегда наступает апатия, не может не затронуть самих спортсменов. И крайне важно уметь ему противостоять. Потому что самая большая, за исключением травмы, беда, которая только может случиться на Играх с человеком, готовым на победу, на спортивном языке называется коротко: «Перегорел». Это может произойти за секунду до старта: вдруг чувствуешь, что вместо неудержимого желания выступать остается лишь одна гаденькая мысль: «Скорее бы все кончилось…»