Олимпийские игры. Очень личное
Шрифт:
Хотя в сугубо гимнастических кругах все прекрасно понимали: Костина – ничуть не слабее соперниц. Возможно, даже сильнее. Просто государственные интересы сложились не в ее пользу.
В Барселоне, на соревнованиях по спортивной гимнастике, я случайно увидела Оксану из трибуне. Ее привезли на Олимпиаду запасной. Она сидела на ступеньках, с потемневшим, осунувшимся лицом. Накануне еще верила, что случится чудо и ей скажут: ты – в команде. Ведь право на это Оксана завоевывала (и по справедливости – завоевала) весь олимпийский год. Ей продолжали говорить, отводя в сторону глаза: «Пока ничего не решено. Завтра…»
А осенью 92-го Оксаны не стало. Она разбилась на машине, которую вел ее друг, серебряный и бронзовый призер барселонских Игр в современном пятиборье Эдик Зеновка. Гимнастка ушла из жизни, сверкнув напоследок так, как мало кому удавалось: за считаные дни до своей трагической гибели выиграла пять золотых медалей на чемпионате мира в Брюсселе.
Накануне мужского командного финала мы смеялись от души: за несколько минут до начала соревнований компьютер вдруг выплюнул протокол, где по ошибке на трех языках был проставлен итоговый результат битвы, которой только предстояло начаться: Объединенная команда – золото, Китай – серебро, Япония – бронза.
Так оно все и вышло…
Триумфальное выступление наших мальчишек оставило тем не менее немножко грустный осадок. Словно инопланетяне, они творили нечто, не вполне доступное разумению. Я наблюдала за реакцией судей и не могла понять: то ли они все находятся в шоке от столь невероятных сложности и качества и просто неспособны их осознать, то ли от жары им просто не до гимнастики. Во всяком случае, оценки казались весьма сдержанными.
Всего лишь день спустя судьи почти в открытую начали делать все возможное, чтобы отыграться на русских за первую победу.
Но отыграться не получилось…
О том, какой ценой дались девчонкам и эти несколько дней до старта, и сама победа, можно было догадываться по запавшим глазам и безумной хрупкости их гимнастических фигурок. И без того ограниченные в еде и питье, что при олимпийском изобилии превращалось в изощренную пытку, в день первого финального старта от напряжения девочки не могли заставить себя проглотить даже то немногое, что не грозило обернуться лишним весом.
Гимнастки России, США и Румынии – всех трех команд, претендовавших на золото, – выступали, к тому же, в последней, ночной, смене. Она начиналась в одиннадцатом часу вечера, и, казалось, беспредельно уставшая публика невольно распространяет эту свою усталость на всех вокруг.
Наблюдать за всем этим со стороны порой было невыносимо.
– Скорее бы все закончилось, – произнес рядом со мной телекомментатор. – И ведь не поможешь ничем, не подойдешь. Мы, мужики здоровые, этого олимпийского напряжения не выдерживаем, а требуем чего-то от девчонок. Да и за ошибки ругаем на всю страну…
Наши гимнастки, казалось, отрешились в тот вечер от всего мира. Когда какая-то из них выходила на помост, остальные, стайкой сбившись рядышком, закусывали губы и сжимали кулачки. Детеныши, брошенные в олимпийское пекло и обязанные выстоять. Против них были не только судьи: забитые звездно-полосатыми полотнищами трибуны зала откровенно болели за американок.
Света Богинская, единственная,
И радоваться командной победе, когда девочки все-таки добились ее, уже не было сил…
Богинской в Барселоне не повезло больше, чем кому бы то ни было. Ее золотая медаль в командном первенстве так и осталась единственной. На отдельных снарядах судьи придирались к нашим девчонкам, как только могли, словно стараясь отомстить за тысячные доли балла, которые сложились в пользу Татьяны Гуцу в многоборье, отделив ее золото от серебра американки Шэннон Миллер. Именно поэтому единственное индивидуальное золото, которое Таня Лысенко выцарапала у соперниц на бревне, можно было без всякой натяжки расценивать как спортивный подвиг. Всего за год до Игр Тане страшно не повезло на чемпионате мира в Индианаполисе: выступая на брусьях, она воткнулась руками в жердь и сломала пальцы. Перед Играми у Лысенко появилась новая проблема: от больших нагрузок стал сдавать организм – сводило мышцы. Правда, об этом знали только ее тренер и она сама.
Обычно улыбчивая и предельно вежливая Таня, сойдя с пьедестала, попыталась было поддержать начатый мной разговор («Расстроилась, честно говоря, из-за прыжка, да и в многоборье могла выступить получше…») и вдруг, уже не сдерживая брызнувших слез, опустилась прямо на маты: «Ой, что-то я ничего больше не могу».
Потом, отплакавшись, она вдруг подняла на меня грустные глаза и совершенно неожиданно сказала:
– А ведь команды такой у нас уже никогда-никогда не будет. Разбежимся кто куда…
А еще в Барселоне был полностью наш мужской пьедестал в многоборье, четыре золота Виталия Щербо на отдельных снарядах, приобретенное им звание шестикратного (в общей сложности) олимпийского чемпиона. В заключительный день соревнований трибуны устраивали Щербо раз за разом такую бешеную овацию, что арбитр, рискующий попридержать оценку нашему гимнасту, имел почти стопроцентные шансы быть растерзанным инчадой – испанскими болельщиками – прямо у судейского пульта.
В самолете, который вез из Барселоны в Москву первую группу олимпийцев, мы со Щербо сидели рядом. Все: и журналисты, и спортсмены, и их совсем еще не старые тренеры – были уже, как водится, на «ты», чувствуя себя единой командой с единственным желанием: «Скорее домой!»
Виталий то и дело вскакивал, пытаясь воевать со стюардессой, которая упорно пыталась отправить его необъятных размеров сумку вниз, в багажное отделение: «Девушка, милая, вы с ума сошли! Там же медали!!!»
И только когда «девушка», отчаявшись, махнула в его сторону рукой, уселся на место и как-то очень тяжело замолчал.