Омский горячий твой
Шрифт:
Провожаю ее до дверей. Валера берет ее чемодан и выходит на улицу, тактично оставляя нас наедине.
Прощание получилось каким-то скомканным и мрачным, как будто мы прощались навсегда. Алена стоит, опустив глаза, даже смотреть на меня не хочет. Мне нужно ей что-то сказать, что-то хорошее, доброе, обнадеживающее, ободряющее, но я не нахожу этих слов.
Я просто беру в ладони ее лицо и целую. Целую долго, до одури. Алена хватается за меня, жмется ко мне всем телом. Дрожит и ревет.
– Глеб, я люблю тебя, – шепчет она сквозь
– Я тоже тебя люблю, девочка моя маленькая, сладкая моя малышка!
Я утыкаюсь лбом в ее лоб. Так мы стоим некоторое время, приводя дыхание в норму. Надо ее отпустить! Но как? Алена первая разжимает руки и отступает на шаг.
– Дай знать, как все закончится! Прощай, Глеб! – бросает мне Алена и выбегает на улицу.
Мелкая бьет мне прямо в оттаявшее сердце. Оно больно ё-кает и перестает биться. Внутри снова тишина и забытая пустота.
Так тебе и надо, Малиновский! Так тебе и надо!
65. Глеб
Прошло полгода.
А затем еще полгода.
И еще полгода.
Я очень хотел ее забрать обратно. Да, клянусь!
В тот момент, когда я поцеловал ее в последний раз, и дверь моего дома закрылась за ее спиной, я снова стал беспринципным мудаком.
Не сразу, конечно…
Да кого я обманываю? Сразу и стал!
Угадайте, что я сделал первым же делом?
Утром позвонил Софие и взял ее обратно на работу. Девушка как будто только и ждала моего звонка. Через два часа она приехала в офис. Я так по ней соскучился, что незамедлительно зажал ее в своем кабинете и хорошенько отодрал.
В обеденный перерыв она сделала мне минет, а вечером я еще раз загнул ее на столе.
Аленины часы я нашел на полу, там, где они и валялись все это время. Никто на них не позарился. Я отправил их в Омск посылкой, вместе с обручальным кольцом, которое я все же ей купил. Так надо было. Она жена – ей положено!
Себе кольцо я даже покупать не стал. Так себе мужем оказался.
Я бы купил, и носил, если бы эта сука трубку взяла, хотя бы раз. Пусть бы даже гадостей мне наговорила, напомнила, как я ужасен, но нет. Тишина на том конце. Кромешная.
Первые два месяца я звонил своей жене каждый день, но она упорно не желала со мной говорить. О ее жизни я узнавал от родителей.
Потом мне надоело звонить в пустоту, и я перестал это делать.
Как я и просил, отец загрузил ее работой по полной программе, поэтому скучать ей было некогда.
Юля ездила ее проведать.
– Как там Алена? – попытался я выведать у нее информацию о супруге.
Я знал, что она ни в чем не нуждается и работает, как пчелка Майя, поэтому меня интересовал только один вопрос – есть ли у нее кто-то. Насколько быстро она нашла себе другого и потеряла свою девственность? Но я же не мог спросить об этом ее лучшую подругу напрямую?
– Сам поезжай, да узнай! – с ноткой
Нет, не так. В голосе лучшей подруги моей жены отчетливо слышалось на заднем фоне:
– Чтоб ты провалился, Малиновкий! Всю жизнь испортил девчонке! Я же просила ее не обижать? Это она там из-за тебя, козла! Ладно, сослал ты ее заслуженно, уберечь хотел. Печать ей в паспорт нахрена заебенил? Собака ты на сене! Сутулая! Глаза б мои тебя не видели! Общаюсь с тобой только из-за мужа. Как ему работать на тебя не стрёмно?
Я понял, что больше ничего не добьюсь от нее, раз Алена мне даже привета не передала. К тому же Юля была на седьмом месяце беременности, так что пытать я ее не смел.
Депутаты отъебались от меня только в августе. Я уже был в предвкушении воссоединения с супругой.
Уже думал, на какое число заказать билет в Омск, размышляя о том, что говорить жене при встрече, как вдруг пришла беда, откуда не ждали.
Менты приехали ко мне прямо на работу. Ткнули корочками в морду. Перепугали всю мою конторку так, что они заявления об уходе накатали. Все, как один, кроме Сальникова и Софочки.
– Малиновский Глеб Николаевич? Вы задержаны по подозрению в убийстве.
Меня скрутили, как рецидивиста, как мразь последнюю, и увезли в участок.
Всплыл тот самый жмур.
Да еб жешь твою мать!
Зря я послушался Зарипова и оставил ствол. Сразу надо было о пропаже заявить. Штрафом бы отделался.
Я набрал Кирилла, но тот сказал, что не понимает, о чем я говорю. Ожидаемо. Пришлось выкручиваться без посторонней помощи.
Вот так мне самому снова понадобился адвокат. Дэн неплохо похлопотал за меня, за что я сделал его своим заместителем. Меня выпустили под залог и подписку о невыезде. Алене точно не стоило появляться рядом.
Меня таскали еще полгода. Еле-еле, чудом отбрехался.
Пора бы было уже и развестись с Аленой, точнее с Еленой, но я не мог. В глубине души теплилась надежда, что она не перестала меня любить, но теперь-то что уже? Я не мог ее оставить и не мог к ней поехать.
Когда я стал таким нерешительным?
Надо будет, сама разведется, решил я и как только с меня сняли все обвинения, я поехал в Испанию. Мне так понравилось в этой стране, что я купил бунгало в Торревьехе. До моря – рукой подать. Моей девочке тут бы понравилось. Тут она бы не мерзла.
В Испании меня накрыло тоской по Алене, как никогда прежде...
Любил ли я ее? Да. Меня гнуло до сих пор. Я не прекращал любить ее ни на минуту. Засунул чувства поглубже, но нет-нет, да и вылезали они наружу. Даже спустя столько времени я не мог кривить душой. Люблю! Больше жизни люблю! И от этого только больно, больше ничего.
Время было упущено. Я был уверен, что она меня больше не ждет. А ждала ли она меня вообще? Сказала же, что не будет. Хоть и в запале, от обиды. Но я как должен узнать, если она со мной даже разговаривать не хочет?