Омут памяти
Шрифт:
Когда сегодня я рассказываю друзьям обо всех этих эпизодах, они обычно говорят: "Не переживай! Не поручив тебе официальных докладов, Горбачев фактически уберег тебя от банальной болтовни о Ленине и революции, от похвал разным достижениям и т. д." Это верно, но верно с позиций сегодняшнего дня. Мне действительно повезло в этом плане. Но тогда все это выглядело по-другому. Да и Горбачев меньше всего заботился о моей "политической девственности". Он еще и сам не знал, в чем таковая состоит. Тогда он просто играл, наслаждался маневрированием, полагая, что играет по-крупному.
А если уж совсем начистоту, то должен признаться, что я ждал от него серьезных
В своих рассуждениях о Горбачеве я склонен провести достаточно резкое разделение известных мне этапов его деятельности в Москве, как минимум, на четыре периода. Первый — до прихода на пост Генерального секретаря. Второй — с весны 1985 до осени 1990 года. Третий с этого рубежа до декабря 1991-го. Четвертый — до настоящего времени.
Все эти периоды были разными и по внутренним и внешним условиям, по официальному положению Горбачева и, разумеется, по задачам, которые объективно вставали перед страной, руководством и перед ним лично. С нарастанием проблем, трудностей и противоречий в ходе Перестройки, кризисных тенденций в партии, государстве и обществе, на мой взгляд, достаточно заметно обнажались и психологические проблемы самого Горбачева.
Проще сказать, он, конечно, ожидал, что впереди серьезные трудности, но не смог предугадать, насколько они глубоки, не захотел или не сумел до конца поверить, что военно-промышленный и аграрный комплексы, силовые структуры, а главное, аппарат партии по своей тоталитарной природе не будут его сторонниками в реформах, более того, они встанут на путь скрытого или открытого саботажа, действуя по принципу щедринского персонажа: "Это, конечно же, можно, однако же никак нельзя". Михаил Сергеевич не сумел оседлать во многом неожиданный для него характер трудностей. Наоборот, они придавили его. Вот здесь-то ему явно не хватало решительности.
Не берусь судить о первых годах его работы в ЦК, меня тогда не было в Москве. Но уже в начале 1980-х о Горбачеве пошла молва как о будущем лидере новой формации, буревестнике тех, за кем будущее. Молву принимали всерьез прежде всего те, кто по разным причинам симпатизировал Горбачеву и поддерживал его; но и те, кто видел в нем конкурента или даже угрозу сложившимся устоям. Думаю, что в быстром формировании подобных предположений определенное и немалое значение имело то новое и необычное, что было в поведении Горбачева, в стиле его общения с людьми, в его открытости. Но решающую роль сыграли и те ожидания перемен, которые находили выход в мечте о новом лидере, таком, который мог бы повести страну в XXI век.
Живет в памяти его приезд в Канаду, когда я служил там послом. И во время встреч в Москве в связи с подготовкой к визиту, и во время поездки он показал себя с самой лучшей стороны. Открыт, прост, любознателен, мастер дискуссии, убедителен в аргументах, откровенен без каких-либо оговорок. Уже тогда я искренне хотел,
Однажды Пьер Трюдо спросил меня:
— Почему вы настаиваете, чтобы Горбачева принимали на самом высоком уровне? Он ведь приглашен министром сельского хозяйства?
Я ответил:
— Горбачев — будущий лидер страны.
— Вы уверены?
— Уверен.
Трюдо долго смотрел на меня. Будучи умным и осторожным политиком, он не спешил поверить в это. Но мое мнение, видимо, подтолкнуло его к размышлениям. Так или иначе, после этого разговора многое изменилось. Качество организации встреч Горбачева было явно повышено. Вместо одной запланированной встречи с Трюдо состоялось три. Причем две — сугубо неформальные, с продолжительными разговорами, далеко выходящими за рамки официальных встреч. Оба лидера были явно довольны друг другом. Позднее, когда Трюдо перестал быть премьер-министром Канады, Горбачев организовал ему поездку по Сибири вместе с его детьми — Устином, Михаилом и Александром. Я думаю, что именно с того времени политическая элита на Западе стала присматриваться к Горбачеву как к будущему лидеру.
Позднее бывший министр иностранных дел Великобритании Джеффри Хау рассказывал мне, что когда английское правительство обсуждало вопрос о приглашении возможного будущего советского лидера, информация из Советского Союза была противоречивой. Рассматривались кандидатуры Горбачева, Гришина, Романова. Решили посоветоваться с Трюдо. Последний без колебаний высказался за Горбачева. Англичане прислушались к совету канадцев.
Особенно памятен наш разговор с Михаилом Сергеевичем на ферме министра сельского хозяйства Велана. Мы прибыли туда вовремя, а министр опаздывал из-за непогоды. Мы с Горбачевым пошли в поле. Кругом никого, только его охрана на опушке леса. Сначала обычная беседа, но вдруг нас прорвало, начался разговор без оглядок. Почему? Трудно сказать. Он говорил о наболевшем в Союзе, употребляя такие слова, как отсталость страны, необходимость кардинальных перемен, догматизм и т. д. Я тоже как с цепи сорвался. Откровенно рассказал, насколько примитивной и стыдной выглядит политика СССР отсюда, с другой стороны планеты.
Будучи практически вторым лицом в партии и государстве, он своим поведением демонстрировал новый стиль, как бы подавая сигнал о неизбежности грядущих перемен. Однако подавать сигналы из-за спины первого лица (а им был в то время Юрий Андропов) — одно дело; придя же к власти, лидер перестает быть "подающим надежды", "многообещающим" политиком, который знает нечто особенное, недоступное другим. Загадочность исчезает, как только в новом, уже властном качестве надо без промедлений переводить намерения на "язык родных осин", на практические рельсы.
Михаил Сергеевич в марте 1985 года был пересажен из класса "Легенда" в класс "Лидер". Тем самым миф обрел конкретную живую форму, переселился в простого смертного, на которого возложена тяжелейшая из тяжелейших исторических миссий. И здесь его подстерегали самые серьезные, я бы сказал, неожиданные опасности. В сущности, он оказался при весьма ограниченных политических и практических возможностях. По должности он поднялся почти до небес, дальше некуда. Это создавало иллюзию абсолютного всемогущества, но только иллюзию. На самом деле все обстояло далеко не так. Горбачев оказался в окружении людей, гораздо старше его, опытнее в закулисных играх и способных в любой момент сговориться и отодвинуть его в сторону. Он это понимал.