Омут желаний

Пятый день в пути, уже более четырех тысяч километров от Москвы в сторону Каа-Хема – небольшого поселка под Кызылом, где доживали свои годы прародители Василия Фомина. Василий был у дедов всего раз – еще совсем юным мальчиком, в далеком тысяча девятьсот девяносто шестом. Лица их в его памяти уже поистерлись, зато он хорошо помнил, что было у дедов очень солнечно и очень скучно.

Навестить совсем старого дедушку и все еще бодрую, но неумолимо хиреющую бабушку вынудила Фомина нужда.

«Решительные времена – неординарные меры», – шутил по этому

поводу он, про себя все же побаиваясь занудных дедовских упреков, сибирского захолустья и неизбежных бытовых неудобств.

Еще полгода назад ни о каких неординарных мерах не было и речи. Бизнес Фомина процветал, от заказов не было отбоя, а сам он, во многом отойдя от управления, вел не обремененную ежедневным трудом жизнь буржуа: много путешествовал, занимался собой, регулярно играл в гольф, осваивал верховую езду и искусство готовки.

Василий никогда не стремился к большому богатству, полагая его лишь средством, необходимым для личной свободы, которую он ценил больше всего прочего. Потому, достигнув некоторого уровня благосостояния, он позволил себе получать удовольствие от жизни, лишь изредка тревожась о том, что занимающие его радости вскоре могут ему надоесть и надо будет искать себе новое занятие по душе.

Все изменилось в феврале, когда началась военная операция на Украине. СВО стала для него культурным и идеологическим шоком: стыд за страну и соотечественников буквально душил его. Что хуже, европейские заказчики начали срывать платежи, расторгать, ссылаясь на форс-мажор, уже начатые контракты, возникли проблемы с лицензированием. Вместе с управляющим Фомин усердно тушил пожар: спешно создавал армянское подразделение, подавал судебные иски, выискивал лазейки в санкционных правилах.

Последней каплей для него стала объявленная в стране мобилизация. Испугавшись призыва, золотые кадры Фомина ринулись за рубеж, а парни попроще ультимативно ушли на удаленку. Испугался и сам Василий. Прежняя жизнь рушилась у него на глазах, свобода, которой он так дорожил, съеживалась и вот-вот могла совсем сгинуть где-нибудь в окопах Донбасса или на берегах Днепра.

Согласившись с собой, что жизнь и свобода дороже капиталов, он твердо решил уехать: сначала в далекий Каа-Хем, где, в отличие от аэропорта, повестку ему точно не вручат, а потом, когда мобилизационный угар иссякнет, а остатки компании будут подготовлены к миграции, – в Европу. Вещи были собраны в один день, без разбору погружены в его люксовый внедорожник, который в тот час и вез Фомина и его спутницу по дорогам Красноярья.

– Наташенька, ты там, случаем, не с Мышкиными болтаешь?

Уже минут десять как девушка очнулась от дремы и, сразу занявшись своим телефоном, активно перебирала длинными пальчиками по его экрану, то и дело улыбаясь незримому собеседнику.

– А– а, – не отрываясь от дисплея, ответила блондинка, – подписчица одна старая.

Наталья Гусева ворвалась в жизнь Василия два года назад. Ворвалась случайно, стремительно, бесцельно и так в ней и осталась. Сногсшибательная красавица, фото которой могли бы украшать обложки глянцевых журналов, неожиданно привязалась к молодому буржуа – за его образ жизни, за чувство стиля, за легкое отношение к деньгам

и за уважение к ее персоне, выходящее за рамки банального восхищения внешностью. Чуть позже к ней привязался и Фомин.

Сперва клюнув на идеальное в его представлении тело, впоследствии он нашел, что ценности их с Натальей близки, что ее присутствие в быту практически ему не мешает и что она выгодно отличается от прочих прелестниц, будучи материально от него не зависимой.

Ему по-прежнему льстили восхищенные комплименты знакомых и жадные взгляды оборачивающихся на его спутницу прохожих, однако время шло, и та красота, от которой он сам не мог ранее оторвать взгляда, начала ему приедаться. Уже несколько раз он ловил себя на том, что с интересом засматривается на других девушек – как правило, невысоких брюнеток.

– А кстати, что там сегодня с твоими подписчиками?

– Ужасно, дорогой, – Наталья недовольно поморщилась и, опустив телефон, отвернулась к окну. – Минус семьсот идиотиков.

Стагнация базы подписчиков Натальиного блога началась еще раньше, когда в России был запрещен «Инстаграм» 1 . На ее страничку по-прежнему можно было зайти с помощью ВПН-сервисов, еще оставался YouTube, однако прирост пользователей остановился, а количество новых просмотров ощутимо снизилось.

Кризис же начался после того, как в одном из своих постов Гусева откровенно высказалась об украинской войне: сказала, что думала, не так чтобы до статьи, но в итоге аудитория ее разделилась. Одна часть горячо ее поддержала, а другая, патриотически настроенная, вылила на нее ушаты грязи и постепенно начала отписываться.

– А-я-яй! Везде политизация, конфронтация… М-да… – закусил губу Фомин, с ходу не найдя хорошего завершения. – Может быть, стоит сменить тебе аудиторию? В свете переезда в Европу-то?

– А где связь, милый? – слегка раздражаясь, скривила губы девушка.

– Ну как где? – довольно усмехнулся Василий, найдя возможность понаставлять спутницу. – Монетизируют же подписчиков как? Через рекламу, через бренды… продвижение товаров. Кому я объясняю, ты ж и сама все знаешь. А кто сейчас, Наташенька, с этой страной работать будет? «Сен-Лоран»? «Вальмонт»? «Гермес»?!

– Чтобы ты знал, милый, – кокетливо закатила она глазки, – это не так уж просто – получить сто тысяч подписчиков заново!

– С твоими-то буферами? – покосился на ее глубокий вырез мужчина. – Придется язык подтянуть немного, чтоб за свою там сойти, а так…

– Ой, дорогой, как у тебя все легко, – довольная, закачала головой Гусева. – Нафотал сиськи, и потекли подписчики, да?

– А что, нет? – отшутился в ответ Василий, протягивая свободную руку в направлении бюста пассажирки.

– Так с «Онлифансом» только, – улыбаясь, она перехватила его запястье и вернула на руль. – А я, знаешь ли, не эромодель, я бьюти-блогер.