Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— А Джинни Фэблон едет с ним?
Она опустила глаза.
— О мисс Фэблон мы не говорили. Во всяком случае, она молодая женщина двадцати четырех лет — в ее возрасте я была уже пять лет замужем, — и она вполне способна сама отвечать за свои поступки и сделать свой выбор. — Ее голос, на како-то момент дрогнувший, вновь обрел твердость. — Более способна, чем большинство молодых женщин.
— Так что, вы думаете, она отправится с ним? — спросил я.
— Не знаю. Но это свободная
— Это для людей, которые знают, что к чему и с кем они имеют дело. Вы не можете сделать правильный выбор, не зная фактов.
Она тряхнула кудряшками. Ее лицо оставалось непроницаемым, как маска.
— Я не хочу, чтобы мне читали лекцию об этом. Я привела Фрэнсиса Мартеля в Монтевисту — вернее, в этот круг, и я полностью убеждена, что сделала правильно. Мне он нравится. Это верно, я не могу предоставить вам копию его генеалогического древа. Но я уверена, что у него добротные корни. Это один из выдающихся молодых французов среди моих знакомых.
— Значит, он француз?
— А у вас есть сомнения?
— До тех пор пока не установлены факты, сомнения всегда остаются.
— А вы являетесь тем арбитром, который устанавливает факты?
— В ходе моих собственных расследований, естественно, я должен этого придерживаться.
Произошла достаточно острая перепалка, и она начала волноваться. Она пыталась скрыть свой гнев громким смехом в мой адрес.
— Вы хотите склонить меня на свою сторону, не так ли?
— Может быть, и так. Но я сам никуда не склоняюсь.
— Это потому, что некуда склоняться. Просто мистер Мартель не такой, как другие люди, и они считают, что есть что-то темное в его прошлом. Беда моих соседей в одном: им нечем заняться и они живут как змеи в гадюшнике, копаясь в грязном белье друг друга. Если этого грязного белья не хватает, они сами его делают.
Похоже, она твердо не была уверена в том, что говорит, иначе не говорила бы так много и так складно. Мартель был в некоторой степени ее протеже. Когда мы оба помолчали, она спросила:
— Вы что-нибудь нашли против него?
— По сути дела, нет. Пока еще нет.
— Вы полагаете, что найдете?
— Не знаю. Вы познакомились с ним через квартирного брокера?
— О нет. У нас есть общие друзья.
— Здесь, в Монтевиста?
— В Вашингтоне, точнее, в Джорджтауне. Генерал Бегшоу и я жили однажды в Джорджтауне.
— И вы там встретились с Мартелем?
— Я этого не говорила. Он знал одного нашего старого соседа. — Она заколебалась, глядя на меня. — Я не думаю, что следует говорить вам его имя.
— Если бы вы это сделали, это могло бы нам помочь.
— Нет, это очень благородные и честные люди, и я не хочу беспокоить их
— Мартель использовал их для своей рекомендации? Они могли бы и не одобрить этого. Они, может быть, и не знают его.
— Я уверена, что знают.
— Они дали ему рекомендательное письмо?
— Нет.
— Тогда все, чем вы располагаете, — это только его слова.
— Мне кажется, вернее, мне казалось, что этого достаточно. Он говорил о них очень много, свободно и со знанием.
Но настороженность, с которой она продумывала каждое свое слово и следила за моими словами, усиливалась, и ее уверенность в своем суждении явно пошатнулась.
— Вы действительно думаете, что он в некотором роде мошенник?
— Я не пришел к заключению. Хочу, чтобы и вы этого не делали.
— И хотите вытянуть из меня имя? — произнесла она мрачно.
— Мне не нужно имя, если вы окажете мне помощь.
— А как я могу помочь?
— Свяжитесь с вашими джорджтаунскими друзьями и спросите, что они знают о Мартеле.
Она подняла голову.
— Я могу это сделать.
— Сделайте, пожалуйста. Это единственная зацепка у меня.
— Сегодня же вечером я позвоню своим друзьям.
— Могу ли я позвонить вам позднее?
— Думаю, что да.
— Сожалею, если причинил вам неприятности.
— Вы не причинили. Это вопрос морали. Правильно сделала я или нет? Конечно, если бы мы не думали о последствиях всего, что мы делаем, мы бы кончили тем, что ничего бы не делали.
— Когда он уезжает?
— Немедленно, я думаю. Сегодня или завтра.
— Он не сказал почему?
— Нет, он очень скрытный человек, но я знаю почему. Для всех он подозрителен. У него нет здесь друзей.
— Кроме Джинни.
— Он ее не упоминал.
— И он не сказал куда, направляется?
— Нет.
7
Питер встретил меня у ворот. Профессор Таппинджер был уже дома и согласился принять нас.
Он жил в соседнем, примыкающем к порту районе, куда вела довольно разбитая дорога, и единственным преимуществом этого места было то, что отсюда открывался вид на океан. Солнце, тяжелое и красное, висело сейчас над самым горизонтом. Его отражение было похоже на разлившийся на воде огонь.
Дом Таппинджеров, зеленого цвета оштукатуренный коттедж, похож был на каждый третий в ряду, если не считать его окраски. Цементная дорожка, ведущая к крыльцу, была сооружена таким образом, чтобы препятствовать любителям роликов и велосипедов всех видов. Девочка шести или семи лет открыла дверь. У нее были огромные внимательные глаза и пучок на головке.