Он бы отдал жизнь
Шрифт:
Ее звали Таней. И она стала первой, кого Кир поцеловал. Готовился он к этому весь учебный год. Все собирался с духом, собирался… Но отважился поцеловать только на выпускном вечере после двух стопок самогона, тайком принесенного одним из одноклассников.
Со школьного бала они ушли держась за руки. Кирилл шагал рядом с Таней, сжимал ее нежную маленькую ладошку и думал о том, как было бы здорово пройти с ней не только по спящему городу, но и по жизни. Он уже видел ее своей женой и надеялся, что их отношения,
Вот такой он был, четырнадцатилетний Кирилл Исаев, мечтательный и очень романтичный!
Практически все лето они провели вместе. Таня только в Москву два раза ездила к родственникам. А остальное время была рядом с Киром. Они ни разу не поссорились и научились классно целоваться.
В конце августа Таня сказала:
– Нам нужно серьезно поговорить.
– Я слушаю.
– Нам придется на время расстаться.
– Как это? – тупо спросил Кир.
– Дело в том, что я уезжаю в Москву. Но буду приезжать. Часто-часто!
– В Москву? Зачем?
– Учиться. Я поступила в техникум.
– Так ты не к родственникам ездила?
– Нет, к ним. Жила у тетки. Но заодно решила попробовать поступить в техникум. И у меня получилось!
– А почему ты говоришь мне об этом только сейчас?
– Я знала, что ты расстроишься, и не хотела омрачать лето…
Она уехала в Москву. Кир скучал невероятно. Писал по два-три письма в неделю. Таня отвечала не на каждое, но все же весточки от нее приходили довольно часто. Несколько раз она звонила Киру с переговорного пункта и взахлеб рассказывала о своей новой жизни.
В родной город она приехала на зимние каникулы. Кир встречал ее с поезда, держа в трясущихся не столько от холода, сколько от волнения руках три гвоздики. Когда состав остановился и из двери вагона показалась Таня, Кирилл ее не сразу узнал. От его золотой девочки мало что осталось! Волосы – белые, всклокоченные и облитые лаком с зелеными блестками, лицо коричневое от тонального крема, а глаза… Нет, они остались теми же, светло-ореховыми, вот только голубые тени на верхних веках исказили их цвет и форму.
– Таня? – на всякий случай переспросил Кир.
– Масик! – завизжала она и повисла у него на шее. Никогда ранее Таня Кирилла Масиком не называла. Да и не вела себя столь вызывающе. Но Кир решил, что она просто соскучилась, вот и кидается. – Ты совсем не изменился! – захихикала она.
– А ты очень.
– Да? – Она начала вертеться, показывая себя так и эдак. – Как тебе моя прическа?
Он не мог сказать правду, что она ужасна, поэтому только пробормотал:
– Очень необычная.
– Ну, это для провинции, а в Москве начесы в большой моде.
– Но зачем ты перекрасилась? Мне так нравились твои золотые волосы…
Таня только фыркнула и, взяв Кира под руку, зашагала к зданию вокзала.
– Ой,
– Я был в Москве.
– Это не то! Там надо жить! На Калининском проспекте я встретила Юру Шатунова, представляешь?
– А как твоя учеба?
– Да я же писала тебе, нормально.
– Ты писала, что еле на троечки тянешь.
– Так это нормально! Не вылетела же…
И опять давай стрекотать о вещах, совсем Киру неинтересных. Она никогда не казалась ему невероятной умницей. Училась неплохо, но только благодаря своей отличной памяти. Да еще Киру, у которого списывала домашние задания. И все же она была явно неглупой девочкой. Тогда почему ведет себя как полная дура? Кир не понимал…
Он проводил Таню до дома и поплелся к себе. Он был раздавлен и… Все равно влюблен. Не в эту вертлявую пергидрольную дурочку, а в ту золотую девочку, которая, как он надеялся… еще покажется из-под слоя штукатурки и вороха кричащей одежды, по ее уверению, модной в Москве…
Они встретились снова на следующий день и на короткое время. Таня убегала к подружкам, чтобы рассказать им о своей столичной жизни и, конечно же, о Юре Шатунове, встреченном ею на Калининском проспекте. Потом она поехала в деревню проведать бабушку, а вернулась за день до отъезда. Вечер они провели вместе. И даже целовались, но Таня почему-то отдавалась этому занятию не так самозабвенно, как раньше.
Он проводил ее на поезд. Помахал вслед. Сердце его ныло от дурного предчувствия…
Я ее теряю!
Она писала все реже. Совсем не звонила. Да и он не одолевал ее своими посланиями. Однако скучал и все еще питал к Тане чувства.
Летом она приехала вновь. Совсем другой. Не размалеванной и вульгарной, но и не той, золотой… Ее волосы теперь были пепельными, макияж умеренным. С встречающим ее Киром она сдержанно поздоровалась, поговорила ни о чем и отправилась домой, сказав, что позвонит.
Прошло три дня, Таня так и не дала о себе знать. Кир позвонил сам, но ее мама сообщила, что дочь гуляет с подружками. Он знал, где они обычно «тусили» (это слово привезла Таня из Москвы еще в первый приезд), и отправился туда, чтобы «случайно» с ней встретиться.
Он увидел компанию на школьном дворе. Таня курила тонкие сигареты и томным голосом рассказывала товаркам о… своем любимом! Мужчине тридцати лет, иностранце по имени Жан, с которым она познакомилась весной.
– Он такой необыкновенный, девочки! – вздыхала она. – Красавец, умница, богач! У него огромная фирма на родине, дом, две машины.
– Но он же старый, – ужасались девочки.
– Он взрослый. А сопляков с меня достаточно! Они даже целоваться не умеют.
– Но ты ведь несовершеннолетняя. Он не боится?