Он бы отдал жизнь
Шрифт:
Крота вообще-то звали Валерой. Он появился на свет в небольшом старинном городке на берегу Волги. Мать его, Жанна, была из древнего купеческого рода. Половина города когда-то принадлежала ее прадеду. В том числе дом, в котором она жила со своей семьей. Только тогда, до революции, он целиком принадлежал им, а теперь только одна четвертая часть. Ютилась Жанна с родителями в комнате. У остальных соседей по две было, а им, будто в насмешку, выделили всего одну. Когда Жанна вышла замуж, в ней появился еще жилец, а вскоре еще. Впятером они жили в двадцати
Он знал, что другие дети живут иначе. У них есть если не своя комната, то хотя бы угол. И в туалете можно сидеть сколько хочешь. Валера же не мог расслабиться даже в уборной. Она была одной на четыре семьи. Но это не омрачало его детства. Ему все нравилось. Он приходил из детского сада, где не было никакого покоя, попадал в тот же бедлам и чувствовал себя счастливым. Пьяные «проповеди» деда, мяуканье бабкиных кошек, стрекот маминой машинки, отцовские песни и общий ор (все всем мешали, поэтому выражали друг другу претензии) – все это было родным, поэтому особо не напрягало.
Когда Валере исполнилось шесть, случилось страшное. Дед с отцом выпили, повздорили, а когда зять лег спать, тесть взял топор и перерубил ему шею. Утром, когда все пробудились, пришлось вызывать «Скорую» и милицию. Деда забрали, бабка свалилась с сердечным приступом, отца похоронили. Дед умер в камере предварительного заключения. Бабка вернулась из больницы парализованной. Отец остался лежать под деревянным крестом без фотографии. Нормальный памятник ему так никто и не поставил. Мать практически сразу после похорон мужа сошлась с другим мужчиной и привела его в дом.
Нового «папу» Валеры звали Гришей. Это был мерзейший человек из самых мерзких. Хотя выглядел как ангел. Пухлый, белокурый, с огромными голубыми глазами, он мог втереться в доверие моментально. Так он и делал. Но Валера, еще ребенок, почему-то сразу его раскусил. Возможно, причиной тому было природное чутье. Он определял гнилых людей. «Унюхивал» их за версту. А Гриша «вонял» невероятно.
Он, как и покойный отец, был деревенским. То есть их городок оказался для Гриши чуть ли не столицей. И условия жизни в новом доме Грише не казались чудовищными. Да, один туалет на всех, зато самый настоящий, а не какая-то там яма в земле. И летом есть где заработать, сильно не напрягаясь. Два раза в неделю на пристани швартовались теплоходы «Интурист». Немцы, поляки, англичане высыпали на берег и тратили свои денежки на местные сувениры. Мать Валеры продавала им куколок, варежки, полотенца. Новый «папа» – значки с Лениным.
Зимой «бизнес» прикрывали. Но мать все равно строчила на машинке – зарабатывала шитьем и починкой одежды. А вот Гриша ничем не занимался. Сидел на шее у гражданской жены, по мелочи подворовывая как у нее, так и у соседей. Не брезговал ничем: ни копейками, ни вещицами, ни едой. Мог в чужой
Парализованная бабушка доставляла всем массу хлопот. За ней нужно было ухаживать: кормить, обмывать, выносить после нее судно. Она часто капризничала. Требовала к себе внимания. Говорить не могла, но мычала громко, когда что-то было не по ней. Конечно, все мучились с ней. Но если Валера и его мать стойко переносили тяготы совместного проживания с инвалидом, ведь не чужая, родная, любимая, то Гриша постоянно выходил из себя. Покрикивал на старушку и твердил, что ее надо сдать в дом престарелых.
Как-то вечером, когда мама ушла к соседке, а Валера лежал в кровати, дремал, бабушка потребовала, чтобы ей включили программу «Время». Гриша грубо ответил ей: «Обойдешься». Старушка не отставала. Мычала, не давая смотреть футбол. Тогда Гриша вскочил с табурета, подошел к ней, схватил подушку, положил на лицо и со всей силы надавил. Валера, разбуженный шумом, в этот момент открыл глаза. Испугавшись увиденного, мальчик вскрикнул.
Гриша резко убрал подушку от лица старушки и подсунул ей под голову.
– Чего вылупился? – рявкнул он на Валеру. – Спи давай!
– А что с бабушкой? Она кричала…
– Все с ней нормально. Подушку уронила, попросила, чтоб я поднял. Спи, говорю!
Но Валера не мог уснуть. Он боялся, как бы Гриша не повторил попытку. Или еще хуже – не задушил бы после бабушки и его. Ведь он тоже ему мешал!
Выскользнув из постели, пацан пошлепал к двери.
– Куда? – спросил отчим, схватив его за руку.
– В туалет.
– А не мамочку искать, чтоб к подолу ее прицепиться?
Валера замотал головой. Хотя он как раз за мамой и отправился. Он должен был все ей рассказать!
– Только ты учти, малой, если на меня будешь наговаривать, я тебе голову оторву. – Гриша обхватил его тонкую шею пальцами и с силой сжал. С пасынком он в отсутствие матери обычно бывал груб, как будто чуял, что тот видит его насквозь, и не растрачивал свое обаяние попусту. – Тебе сон дурной приснился, вот ты и заорал. Так ведь?
Мальчик покосился на бабушку. В ее глазах стояли слезы.
– Если ты еще раз сделаешь бабушке плохо, я тебя… отравлю поганками! Понял? – пригрозил Валера.
– Ах ты щенок! – Гриша влепил мальчику затрещину.
В этот момент в комнату зашла мама.
– Что тут происходит?
– Твой сын совсем от рук отбился! Грозится меня отравить поганками!
– Мама, он чуть бабушку не задушил!
– Гриша?!
– Да что ты его слушаешь? Разве я могу?.. – И Гриша так невинно посмотрел на нее своими огромными голубыми глазами, что, если бы Валера не видел, что он чуть не вытворил, сам бы ему поверил. – Ты же меня знаешь, я мухи не обижу. Покричать могу, но чтобы душить…