Он ей только пригрезился

Чейни Питер

– Добрый вечер, Мак, – лаконично произнес Лон. – Я догадывался, что ты объявишься. Так к тому же вовремя. Мне сказали, что бомба, которую они здесь оставили, взорвется через час.

Алонзо сочувственно улыбнулся, увидев адскую машинку, стоявшую на комоде, и, вытащив из кармана связку отмычек, принялся ковыряться в наручниках.

– Я рад, что ты пришел, Мак, – сказал Лон. – Я все думал, что мне делать, когда они раскроют мой обман.

– Какой обман? – спросил Мактавиш, продолжая копаться в наручниках онемевшими пальцами.

– Я отказался сказать им, где находится шкатулка, –

ответил Лон. – Когда я проник в комнату Маринского, то увидел, что шкатулка стоит у него на письменном столе. Я схватил ее и, когда собирался исчезнуть из комнаты, услышал за дверью шаги и, прежде чем успел сделать вдох, в комнату вошли Маринский и Красавчик Мик. С быстротою молнии я успел запихнуть шкатулку за ведерко с углем, которое стояло у окна, а потом, проскользнув за портьеру, сделал вид, что выбросил что-то из окна. Они оба уверены, что я выбросил шкатулку кому-то, кто ждал внизу. Маринский каждый день выколачивает из меня, где шкатулка, и я обещал сказать ему сегодня вечером, если он лично придет сюда. У меня возникла мысль, что ты придешь следом и…

Алонзо предупредительно поднял палец, так как до их ушей донесся отчетливый звук шагов над их головами. Он выключил фонарь и, показав знаком Лону молчать, тихо передвинулся к подножью лестницы, ведущей в чулан. Он успел втиснуться в темное пространство под лестницей, когда открылась дверь чулана. В руках одного из вошедших была лампа, при свете которой Алонзо узнал Маринского, Красавчика Мика и девушку в желтых чулках. Когда они спустились по лестнице, Алонзо включил фонарь. Маринский, открыв от удивления рот, обернулся и увидел Алонзо, многозначительно державшего в руке пистолет.

– Добрый вечер, Маринский, – спокойно произнес Мактавиш. – Никто не двигайтесь, а то эта штука может сработать. – Он уселся на перевернутый бочонок. – Открой наручники, Красавчик – скомандовал он, указывая на все еще скованного Лона, – и сделай это как можно быстрее, если ты не хочешь быть здесь, когда взорвется эта маленькая адская машинка нашего друга Маринского!

Через несколько секунд Лон был свободен и пошел наверх, чтобы поискать Блу, который все еще стоял на страже на улице. Через несколько минут они вернулись и, встав рядом с Алонзо, смотрели на опрокинутые лица стоявших напротив них заговорщиков.

Алонзо закурил сигарету и начал допрос.

– Расскажи мне, для чего здесь эта бомба, Красавчик, – приказал он. – Я хочу правду и, если ты хочешь спасти свою шкуру, то тебе лучше рассказать правду, хоть раз в жизни.

Красавчик Мик, неловко потоптавшись, и, бросив косой взгляд на хмурого Маринского, начал говорить:

– Мы застукали Феррерза после того, как он стянул шкатулку. Но ее у него не оказалось, и он так и не раскололся, где она. Маринский велел привести его сюда и установить эту адскую машинку в углу. Она приводится в действие из последнего дома на этой улице. Девушка приходила сюда каждый день и прогуливалась у этого дома, а я наблюдал за ней. По цвету чулок я должен был понять, когда Лон расколется и скажет, где шкатулка. И тогда я должен был привести в действие механизм бомбы…

– Понятно, – прервал Алонзо. – Ты должен был взорвать бомбу после того, как Лон признается,

где находится шкатулка. – Он обернулся к Маринскому. – Значит, вы мне лгали, когда сказали, что освободите Феррерза, когда он вам скажет, где находится шкатулка из слоновой кости. Вы собирались завладеть его секретом и вместо того, чтобы освободить его, Красавчик Мик должен был взорвать этот дом и Феррерза вместе с ним. Здорово придумано! Ну, хорошо, друг Маринский, я собираюсь вознести тебя на небо с помощью твоей собственной хлопушки.

Он обернулся к Блу.

– Надень на него наручники, Блу, – приказал он, – и привяжи его к стене. Ты, Лон, возьми Красавчика и девушку, отведи их в дом на конце улицы и подожди меня. Ты хорошо его привязал, Блу? Порядок! Уходи с Лоном.

Когда Блу и Лон со своими пленниками ушли, Алонзо присел, разглядывая закованного Маринского. На сальном лице пленника выступили капельки пота и весь его вид был жалким.

– Ну, Маринский, – сказал Алонзо, – похоже, что наша история заканчивается, не так ли? Ты долго куролесил и нет ни одной грязной, скотской вещи, которую бы ты не сделал. Я никогда не слышал, чтобы о тебе кто-нибудь сказал доброе слово.

– Дай мне шанс, Мак, – умоляюще произнес Маринский. – Я не причиню ни тебе, ни Феррерзу и никому никакого вреда, ты же знаешь это. Честное слово, не причиню. Дай мне шанс. Ну, еще один шанс.

Алонзо усмехнулся и отвернулся. Когда он проходил рядом с Маринским из его кармана в руки последнего выпал пистолет Алонзо. Маринский схватил его и, прицелившись в спину ничего не подозревавшего Мактавиша, нажал на курок. Когда улыбающийся Алонзо обернулся, чтобы посмотреть на него, Маринский, злобно ругаясь, отшвырнул пистолет. Он был не заряжен!

– Это был твой шанс, Маринский, – произнес Мактавиш. – Твой последний шанс. – Он поднял пистолет и положил в карман. – Я специально уронил его, чтобы ты им воспользовался, а я посмотрел, чего стоит твое слово. Ты обещал организовать взрыв на этой улице, я постараюсь, чтобы он произошел. Если бы ты не попытался выстрелить мне в спину, я бы сейчас отпустил тебя. Вот так…

Он пожал плечами и, бросив последний взгляд на Маринского, покинул дом.

Пятнадцать минут спустя Алонзо, Блу и Лон быстро ехали по направлению к Олдгейту. Когда они проехали Майл-Енд-Роад, приглушенный рев разорвал тишину ночи и со стороны Раттен-стрит послышались трели полицейских свистков.

Алонзо, сидящий за рулем машины, увеличил скорость.

– С Маринским покончено, – произнес он улыбаясь. – А теперь вперед за шкатулкой из слоновой кости.

ПИСТОЛЕТ СИСТЕМЫ «МАУЗЕР»

Мистер Алонзо Мактавиш, удачно спрятавшись в тени ниши в парилке турецкой бани, внимательно присматривался к двум единственным посетителям.

Один из них – тот, кто, как казалось, в основном говорил, обладал высоким ростом, был худощав и напоминал представителя азиатской расы. Его тонкие черные усы не могли скрыть линию улыбающихся губ. Другой был маленького роста, склонный к полноте и казалось, что он страдал от чрезвычайной дозы алкоголя и поэтому с трудом возражал своему компаньону.