Он и Она
Шрифт:
– Уверен?
Фак еще раз! Не был я уверен. То есть, мне очень хотелось быть в этом уверенным, но…
Голова была как чугунный котел.
Страх за Наташу, за ее положение, за ребенка, плюс еще и это…
Я снова заскочил на «Тишинку» и купил игрушек. Большую фарфоровую куклу в красивом платье. Смешного квадратного котика. И красивый плед, связанный из каких-то немыслимо толстых ниток.
Наташа сидела в гостиной с ноутбуком, что-то писала.
– Привет!
– Привет, - она так улыбнулась, что я подумал –
– Нет, конечно, другой девочке, которая не плачет из-за ерунды. – я заметил, что у нее опять красные глаза.
– Я не плачу. Не из-за ерунды.
– А из-за чего?
– Я… я сегодня поговорила с Женей. Оказывается, я не одна такая идиотка.
– Ничего не понимаю, давай по порядку.
Я усадил в кресло куклу, положил туда же котика, а плед взял с собой - пригодится, накрыть им мою сладкую фею после того как я ее раздену прямо тут...
– Я… Только ты обещай меня выслушать, а?
– А я тебя когда-то не слушал?
– сейчас больше хотелось не слушать, а... но надо было все выяснить!
– Было дело.
– Ладно…
Я сел рядом, вернее, сел, отнял у нее ноут и поднял, сажая к себе на колени.
– Вот теперь рассказывай.
– Мне страшно.
– Мне тоже, даже не представляешь как, - сказал, и уткнулся лицом в ее волосы, наслаждаясь их ароматом, ее ароматом. Как же это было классно сидеть вот так с ней! Просто сидеть рядом! Обнимать. Знать, что она с тобой, зависит от тебя!
– Я в какой-то момент подумала, что не хочу этого ребенка.
– Что? – я оторопел.
– Только не ругай меня! Точнее, можешь ругать, но не злись! Я… я не права, я сглупила, я боялась. И боюсь, я…
– Тише, тише… все хорошо, милая…
Господи! И вот это все моя фея носила в себе? Я представлял, как на самом деле ей было не сладко!
– Малышка, все нормально…
– Я знаю. Я уже в курсе, что такие мысли у всех бывают. Я и с Женей говорила, и с мамой, и с бабулей. И даже с твоей мамой.
– Мама тебе рассказала, что не хотела меня?
– Она тебя хотела! – фея даже отстранилась, чтобы взглянуть мне в глаза, - она хотела, просто…
– Наташ, я знаю эту историю. Знаю, что мама даже на аборт собиралась. Но вовремя остановилась. У них с отцом в тот момент все было сложно. Вернее, у отца были проблемы с работой в то время. Конец восьмидесятых, первые кооперативы, время горячее, непростое. Они только поженились, и вот такой подарок…
– Значит, ты не сердишься?
– На что?
– Я не собиралась ничего делать с малышом, правда!
– Глупенькая, я тебе верю. Я сам… в диком напряге. Я тоже боюсь. За тебя боюсь. Ты у меня такая…
– Угу, такая… все роняю!
– Нет, ты просто все принимаешь близко к сердцу. А мне очень хочется, чтобы ты была спокойной и счастливой, особенно во время беременности!
– Ну, это легко устроить!
– Остановись! Не хочу, чтобы ты превратилась в Мисс Пигги!
– Ладно, пойдем другим путем. Сережки и кулон от «Тиффани» или «Булгари», сумочку «Биркин», еще набор чемоданов от Луи Вюиттон, «Прада», «Шанель», «Кристиан Диор», «Ив Сен Лоран»…
– «Вивьен Вествуд»?
– Фу, нет, терпеть не могу! А вот Дольче с Габбаной можно! Записывай, а то забудешь!
– У меня феноменальная память. Особенно на Дольче с Габбаной.
– Отлично! Еще хочу машину. Красный мини-купер!
– Нет.
– Да!
– Нет, Наташ! Он маленький, и не удобный, и вообще, это машина для… для содержанок с низкой социальной ответственностью. А серьезные девочки, жены миллиардеров ездят на «Майбахе» с водителем.
– Да? И заводят романы с этим водителем?
– Я тебе заведу роман! Отделаю задницу так, что мало не покажется!
– Меня нельзя бить, я беременная?
– Да? Пока можно! Пока еще не видно!
– С ума сошел, Устюгов?
– Сошел! По тебе, Устюгова!
Я прижал ее к себе крепче, так, что она пискнула, но при этом смотрела прямо на меня и в ее глазах горел огонь, который я обожал.
– Что мне с тобой делать Фея?
– Любить!
О! Это меня устраивает! Это всегда пожалуйста!
Глава 42.
Я любил. Осторожно и трепетно. Нежно. Зарывался в ее волосы, одуревая от их аромата. Проводил кончиками пальцев по нежной коже, и удивлялся тому, что она стала еще нежнее чем раньше. И веснушек стало как будто меньше. Может быть потому, что в последний раз я их считал, когда мы загорали на берегу океана?
Я точно помнил, что вот тут, на левом плече, у ключицы их было двадцать семь, россыпью, некоторые темнее – почти как родинки, другие светлее. А на правом плече, я насчитал больше сорока. Сейчас плечики стали бледными, худенькими. Я знал, что Наташу мучает по утрам токсикоз. Даже порывался несколько раз вызвать ей врача. Но она объясняла, что это нормально, что почти все через это проходят, и просто нужно проснувшись, не вставая с постели выпить чаю, желательно с лимоном и погрызть сухарик или пресное печенье, типа галеты.
Я с радостью поставлял ей и чай, и сухарики, и лимоны, и галеты. Она пила чай, жевала печенье, а потом…
Потом я все равно слышал, как она бежит в туалет.
Алекс объяснял, что это пройдет, но я каждый раз содрогался, представляя, как ей там плохо. Шумоизоляция в доме была хорошей, я не слышал никаких неприятных звуков, но, когда она выходила оттуда с зеленым лицом, мне было очень страшно за нее, и я представлял, насколько ей хреново.
Очень хотелось ее порадовать. Поэтому я каждый день заказывал какие-то мелочи, безделушки, подарки, цветы.