Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
Шрифт:
Эти толчки не могли пройти без последствий, и вскоре я заключил для себя, что, начиная с некоторого уровня, средства «устрашения», "сдерживания" или «равновесия» в руках противоборствующих сторон, в сущности, ничего не решают, а только обрекают… Лишенный оппонента, я стал спорить сам с собой, для убедительности прибегая иногда к письменной «дискуссии». Вот фрагменты из сохранившихся двух-трех страничек (июль, 1962 г.): "Здесь господствует конъюнктура и добиться успеха легче, чем где-либо… Сюда нужно приезжать работать вполне сложившимся человеком, который понимает, ЧТО он делает и согласен на ЭТО… И сколько бы ни звучало в оправдание: „Авось так оно и надо; авось ЭТО — единственно возможное, если хочешь уничтожить зло на Земле", — нужно помнить, что возможно более действенное средство…"
Беседа
Размышляя об Андрее Дмитриевиче тех лет, я не могу не обратить внимание и на то, что из поистине "райского уголка", каким объект был в тот период, в разное время уехали далеко не единичные, в том числе и молодые, физики-теоретики. Не думаю, что абсолютно во всех случаях ими двигали только «прозаические» мотивы. Как убежден и в неоднозначности суждений людей, оставшихся работать на объекте.
Поэтому мне трудно согласиться с Даниилом Граниным, который "спрашивал многих соратников И.В.Курчатова, начиная с академика Г.Флерова…мучился ли кто из атомщиков своей ответственностью перед демонами всеобщей гибели человечества, которых вызвали из небытия они, ученые", и заключил: "Вроде бы никто из наших не мучился" [1]. Слава Богу, писатель сделал исключение для А.Д.Сахарова. Но именно Андрею Дмитриевичу принадлежат слова: "Я и все, кто вместе со мной работал, были абсолютно убеждены в жизненной необходимости нашей работы, в ее исключительной важности… То, что мы делали, было на самом деле большой трагедией, отражающей трагичность всей ситуации в мире, где для того, чтобы сохранить мир, необходимо делать такие страшные, ужасные вещи…"
"Страшные, ужасные вещи" никогда не оставляют разум равнодушным. Тут не может быть двух мнений. Я полагаю также, что Георгий Николаевич Флеров, беседуя с Даниилом Граниным, имел в виду несомненную необходимость создания отечественной атомной бомбы как неизбежного обязательного противовеса атомному шантажу другой державы. И тут он был абсолютно прав, потому что все понимали, насколько важно ликвидировать атомную монополию США. Более того, находясь в теснейшем контакте с Георгием Николаевичем последние несколько лет его жизни, я осмелюсь утверждать, что ему как раз не были безразличны нравственные аспекты, связанные с ядерным оружием.
Наконец, чтобы не углубляться в эту сложную и деликатную тему, я ограничусь упоминанием услышанных мною слов В.А.Давиденко- одного из колоритнейших участников советской атомной эпопеи с первых ее дней. Летом мрачного, гнетущего 1980 года, пеpвого года афганской войны, он в разговоре о создании ядерного оружия неожиданно и прочувствованно сказал: "А тем ли мы занимались и надо ли было это делать?!" Такие слова случайно, без раздумий, не рождаются….
Приближался 1968 год, пеpеломный в жизни Андрея Дмитриевича.
Он все чаще стал бывать и задерживаться в Москве. Это не прошло не замеченным для высокого начальства. В.И.Алферову, заместителю министра среднего машиностроения, вдруг позвонил заведующий отделом ЦК КПСС И.Д.Сербин и заговорил о двусмысленности положения, при котором Андрей Дмитриевич продолжал официально числиться на объекте, но живет с семьей в Москве и на объекте бывает не всегда. "Почему ты мне говоришь?! — парировал Владимир Иванович. — Ты поговори с Юлием Борисовичем на эту тему: он ведает этими делами…" Реакция Юлия Борисовича была однозначной: "Вы понимаете, уже сама по себе консультация Андрея Дмитриевича стоит всего того, что мы иной раз там делаем". Менять в положении Андрея Дмитриевича ничего не стали. Алферов резюмировал свой рассказ словами: "Юлий Борисович очень его ценил. Да не ценить и нельзя было… Что касается Курчатова, то он был просто влюблен в Андрея Дмитриевича. Его быстрое
В связи с этим интересно свидетельство В.С.Комелькова, который от министерства участвовал в работе штаба по подготовке и проведению взрыва первой водородной бомбы в 1953 г.: "Успех испытания возвысил авторитет советской науки не только в глазах нашего народа, но и во всем мире. И первый, кому мы были обязаны этим, был молодой Сахаров… После испытания от имени ведущих ученых, присутствовавших на полигоне, было подготовлено коллективное письмо с рекомендацией избрать Андрея Дмитриевича в члены Академии наук, минуя промежуточную ступень члена-корреспондента. Дело вел Игорь Васильевич. Обсуждение проекта письма происходило прямо на полигоне, в комнате, где в процессе обсуждения Игорь Васильевич заявил, что такие люди, как Сахаров, рождаются раз в полвека…"
Окончательный текст с рекомендацией избрать Андрея Дмитриевича в академики был подписан 15 сентября 1953 года Курчатовым, Харитоном и Зельдовичем. Даже сквозь деловой стиль просматривается в этом документе изумление перед уникальным дарованием Андрея Дмитриевича:
"Андрей Дмитриевич Сахаров является необычайно одаренным физиком-теоретиком и в то же время замечательным изобретателем. Соединение в одном лице инициативы и целеустремленности изобретателя с глубиной научного анализа привело к тому, что в короткий срок, за 6 лет, А.Д.Сахаров достиг крупнейших результатов, поставивших его на первое место в Советском Союзе и во всем мире в важнейшей области физики.
Начав в 1948 г. работу в этой области физики, А.Д.Сахаров выдвинул предложение, наметившее совершенно новые пути решения важнейшей проблемы. Это предложение отличалось смелостью и глубиной; его значение сразу было признано специалистами. В последующие годы велась напряженная работа по реализации предложения, увенчавшаяся блестящим успехом в 1953 г.
Осуществление предложения, имеющего большую государственную важность, велось большим коллективом научных работников, инженеров, конструкторов. В реализации предложения Сахарова большую и почетную роль сыграли и институты Академии наук, к разработке предложения были привлечены многие академики и члены-корреспонденты АН СССР. Однако и в этом коллективе на всем протяжении работы Сахаров оставался подлинным научным руководителем проблемы, охватывая всю работу в целом и успешно направляя разработку отдельных тем.
В 1950 и 1952 годах А.Д.Сахаров начал разработку двух новых предложенных им направлений физики, разрабатываемых в настоящее время большим коллективом ученых и инженеров.
На протяжении последних лет и в ближайшем будущем идеи А.Д.Сахарова определяют пути важнейшей части советской физики.
Избрание А.Д.Сахарова действительным членом АН СССР явится лишь справедливым признанием больших заслуг Сахарова перед советской наукой и перед нашей Родиной. Молодость Сахарова, его огромная инициатива и талант позволяют с уверенностью ждать дальнейших больших достижений" [2].
Упоминаемое здесь «предложение» — это идея знаменитой "слойки Сахарова". Именно она обеспечила приоритет нашей стране в создании водородной бомбы. А отмечаемые как этапные 1950 и 1952 годы — это годы, когда Андрей Дмитриевич выдвинул соответственно идею магнитной термоизоляции горячей плазмы, положившую начало отечественным мирным термоядерным исследованиям, и идею создания сверхсильных импульсных магнитных полей — область физики, в которой наши ученые до сих пор удерживают мировое лидерство…
Чтобы почувствовать, как незадолго до своего триумфа воспринимался молодой Андрей Сахаров людьми, которые непосредственно не соприкасались с ним по работе, я приведу слова Г.Л.Шнирмана, создававшего регистрирующую аппаратуру для атомного полигона: "Он не производил на меня впечатления такого, что надо к нему присматриваться. Мне казалось, что ему двадцать с небольшим. Он не очень входил в контакты. Долговязый, худенький, очень скромно держался… Когда в 1953 г. выяснилось, что он одна из самых главных фигур, — меня это несколько удивило".