Он вне закона

Джокер Ольга

Заметив, как меня трясёт, Лерка крепче сжимает мою ладонь.

— Полежи со мной, не уходи. Я сейчас восстановлюсь.

Я даю подруге минуту или две, а затем мягко отстраняюсь и поднимаюсь с постели.

— Ты куда, Нинуль?

— Я в туалет, — отвечаю сдавленным голосом. — Полежи пока.

Лерка кивает и закрывает глаза. Я незаметно поднимаю телефон с пола, быстро проскальзываю в уборную и закрываю дверь на щеколду.

— Скорая слушает… — слышу на другом конце провода.

— Здравствуйте, запишите, пожалуйста, адрес. Здесь девушке плохо.

После утомительных вопросов

мой вызов наконец принимают и обещают, что бригада прибудет через пятнадцать-двадцать минут.

Секунду или две я верчу в руках телефон и всё же набираю номер Андрея. Гудок, ещё один, а затем отец Леры наконец снимает трубку.

— Слушаю, Валерия.

— Это Нина, — выпаливаю быстро. — Лере плохо. И я… я соврала. Мы не у меня дома.

— Адрес! — строго требует её отец.

— Это за городом, километров десять по загородной трассе.

— Адрес, блядь!

Я возвращаюсь в комнату ощущая себя испачканной и грязной. Андрей не на шутку разозлился и это немудрено. Мы оба упустили её. Он и я. Завертелись в своих заботах и делах.

Лерка дёргается, когда слышит скрип двери, а потом успокаивается и вновь прикрывает глаза.

— Завтра же поеду в наркологическую клинику и буду заниматься со специалистами, потому что мне плохо, Нин. Так плохо, как никогда. Ты только отцу не говори, ладно?

— Не скажу… — опускаюсь на край кровати и вытираю мелкие бисеринки пота с её лица.

— Я же знаю, Нин, что ты с отцом моим… — усмехается подруга.

— Что?! Но почему… Почему ты мне не сказала раньше?

— Ждала, когда ты сама признаешься, — отвечает Лера. — Когда мы договорились с тобой погулять после работы, я приехала к отелю. Хотела уговорить тебя, потому что думала, что причина твоей отмазки банальна, но, когда увидела, как ты обнимаешь моего папу… Чёрт, сразу убить вас захотелось… Двоих… А потом поостыла и решила свой эгоизм куда подальше спрятать. Вдруг у вас что-то бы получилось?

— Прости меня, Лер. Изначально, я не знала, что он твой отец.

— От него ребёнок? — не слышит слов прощения подруга и, открыв глаза, кивает на мой живот.

— От него.

— А отец не в курсе значит?

— Нет. Я пока не сказала ничего.

— А надо бы, — вздыхает Лера и начинает стучать зубами от холода. — Непонятно, конечно, как он отнесется к этому, но сказать надо, Нинуль.

Лерка продолжает обильно потеть, а я взволнованно смотрю на часы и понимаю, что пятнадцать минут давно прошло с тех пор, как я звонила в скорую. Да и Андрей должен подоспеть с минуты на минуту. И надо бы спуститься вниз, чтобы предупредить остальных ребят и прекратить хотя бы на время прощальную вечеринку.

Внизу осталось значительно меньше людей, чем было. Музыку приглушили и теперь она не давит на барабанные перепонки.

— Сюда едет скорая помощь и отец Леры Муратовой, — обращаюсь к Ване, хозяину дома.

— Что случилось? — удивляется он.

— Лере стало плохо. А ты Дениса не видел?

— Он уже ушёл.

Жаль, потому что я хотела бы уточнить что за дрянь он подсунул моей подруге.

Поднявшись на второй этаж и, толкнув дверь в спальню, вижу, что Лерка уже не дрожит.

А подойдя ближе понимаю, что она вообще не дышит.

Глава 18

***

— Тихонова!

На анализы!

Я нехотя отрываю голову от подушки и накидываю на плечи махровый халат. Волосы спутанные и мокрые от слёз, а голова такая тяжелая будто свинцом налита.

— Живее, лаборант не будет тебя долго ждать! — нервничает медсестра, глядя на то, как медленно я двигаюсь.

— Иду я. Иду.

Я медленно бреду по больничным коридорам гинекологического отделения и прохожу в манипуляционную. Обычно меня всегда страшили капельницы и уколы, но не в этот раз. В вену с первого раза попадают иголкой и набирают приличный объём крови. Лаборант спрашивает, не тошнит ли меня, но я лишь молча качаю головой. Сейчас внутри такая выжженная пустыня, что, кажется, даже если по мне проедется грузовик я ни разу не вскрикну.

Загибаю руку в локте и словно сомнамбула возвращаюсь в палату, которую делю напополам с молодой девчонкой. У неё тоже угроза выкидыша и срок всего на неделю больше, а ещё она постоянно болтает в момент, когда мне так хочется побыть одной.

— Елена Семеновна не говорила, выпишут нас или нет? — спрашивает Маринка.

— Не знаю, — отвечаю сухо и падаю на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

— Я так домой хочу! Представляю какой армагеддон устроили там мои мужчины. Я имею в виду сына и мужа, если ты понимаешь, о чем я, — хохочет соседка. — Однажды мне нужно было лечь на плановую операцию буквально на день. Вернувшись, я обнаружила не квартиру, а помойку. В этот раз отсутствовала почти неделю, поэтому ты можешь только представить, что творится у меня дома…

Её пустой трёп совершенно не откладывается в моём подсознании, но отмахнуться от него словно от назойливой мухи я не могу, поэтому делаю то, что совершенно мне не подвластно — включаю агрессию и повышаю голос:

— Слушай, Марин, ты можешь заткнуться или нет?!

Это помогает сразу же, потому что в следующие несколько часов соседка не произносит ни звука и даже поговорить выходит исключительно в коридор.

Прошла неделя как Лерки не стало. Целых семь дней. У неё произошел спазм венечных артерий, который спровоцировал выраженную аритмию, повлекшую за собой внезапную смерть. Все действия происходили будто в самых жутких кадрах из фильма ужасов. Словно не с нами. Не со мной.

Я пыталась прощупать пульс, предпринимала отчаянные попытки сделать непрямой массаж сердца, но ничего из этого не помогало, хотя сейчас, оглядываясь на прошлые события, понимаю, что действовала исключительно инстинктами, а не так как на самом деле надо.

А потом в спальню вошла бригада врачей. Они задавали вопросы, но я отвечала им словно в тумане. К счастью, в спальне появился Ванька и каким-то чудеснейшим образом урегулировал все вопросы, выпроводив меня за дверь. Реанимационные работы длились ужасающе долго. Я сходила с ума от безысходности за стенкой, скребла обои ногтями и словно мантру повторяла слова: «Она будет жить… Будет… Обязательно будет». Жаль, но чуда не произошло. Моя единственная подруга ушла и оставила после себя жгучую горечь в душе и незаживающую рану на сердце.