Она это может
Шрифт:
Я шагаю по Пиккадилли, и солнце у меня над головой сияет. У меня отличный вид, никто не скажет, что меня вытащили из пыльного шкафа. Я обряжен в новенький мундир капитана морской пехоты Соединенных Штатов. Фуражка сдвинута набок, а складки на брюках так отутюжены, что при желании можно побриться. Я чувствую себя интересным, основываясь на тех взглядах, которыми меня награждают некоторые малютки. Мои акции явно взлетели на сотню процентов, никак не меньше!
Потому что в Лондоне есть что-то такое, что заставляет тебя чувствовать человеком с большой буквы. Этот город явно насыщен особой атмосферой. Последний
Я заворачиваю под прямым углом в бар «Риволи», чтобы пропустить стаканчик, другой спиртного. И пока я разбираюсь со своим двойным шотландским виски, спокойно обдумываю положение дел. Потому что каким бы я ни был романтически настроенным малым, все же меня сильно волнуют Варлей и его сестра. Прямо скажем, здорово волнуют. Тот день, когда я сумею сцапать эту птичку так, как этого хотелось бы мне, будет для меня самым счастливым днем.
Приканчиваю виски и вытряхиваюсь на улицу. Там мне удается поймать такси, и я без промедлений отправляюсь в Скотланд-Ярд. Приехав туда, я представляюсь и говорю, что очень бы хотел побеседовать со старшим инспектором Херриком. Меня проводят к нему.
Он выглядит все так же. Сидит себе за огромным письменным столом, около окошка и что-то малюет на промокашке. Разве что поседел, да на лбу прибавилось пары две новых складок. Он, как всегда, курит обгорелую коротенькую затрапезную трубку, а его курево пахнет смесью шерсти из дорогого ковра.
Он соскакивает со стула и идет мне навстречу с протянутыми руками.
— Лемми, рад тебя видеть. Я все думал, куда ты запропастился. Бери-ка стул.
Я сажусь, и мы немножко вспоминаем наши прежние приключения. Потом он спрашивает:
— Ладно. Что теперь у тебя приключилось? Я ему подмигиваю и отвечаю:
— Можно подумать, что тебе ничего не известно, чертяка!
— Мне велено оказывать тебе всяческое содействие. Как я понял, ты и мистер Клив, в настоящее время приданный нашему отделу, ищете пехотного офицера Вар-лея и его сестру. Я уже видел Клива. По-видимому, ты с ним еще не связывался?
— Нет. В Париже я попал в переделку и опоздал на самолет. Джимми прибыл сюда один, а я вылетел следом. Думаю, что мы скоро встретимся. Он остановился в «Савое».
Я закурил папироску.
— Что бы ты мне мог сказать об этом Варлее? спросил я.
Он пожал плечами.
— Найти его — это все равно, что искать иголку в стоге сена. Так что, Лемми, тебе придется основательно поработать. Сюда нагнали черт знает сколько американских войск. Ежедневно несколько десятков этих молодчиков где-то болтаются без увольнительной и выбалтывают кому угодно и что угодно. Здесь американцы чувствуют себя как на отдыхе. За ними не уследишь.
— Мало утешительного, — говорю я. — Ты и Джимми Кливу так ответил?
Херрик принимается набивать трубку.
— Мне показалось, что он не сильно огорчился. Вроде бы он что-то задумал. Возможно, он догадывается, где следует искать Варлея. Так или иначе, но он настроен весьма оптимистически.
Я кивнул головой. Будьте уверены,
Я поднимаюсь.
— О'кей, Херрик. Я остановился в своей старой гостинице на Джермин-стрит. Там, где я жил в прошлый раз. У тебя есть номер моего телефона?
Он отвечает, что есть.
— Ну… если ты услышишь что-нибудь стоящее для меня, звони, — прошу я. — А коли я узнаю что-то полезное для тебя, сразу же позвоню сам.
Херрик дает мне большой зеленый запечатанный конверт, и мы пожимаем друг другу руки. Замечательный парень этот Херрик. Мне кажется, что мы с ним друг друга хорошо понимаем, как близнецы, даже еще, пожалуй, лучше.
Я пошел к Уайтхоллу. Я не совсем представлял, что же мне делать. Вы сами понимаете, что о деле Варлея я ровнехонько ничего не знал и дожидался, когда меня кто-нибудь наведет на след. Но я не волнуюсь. Мне думается, что Джимми Клив что-то припрятал про запас, но когда наступит время, я разнюхаю, что у него за козыри.
Я захожу в какой-то бар и выпиваю виски, закуриваю сигарету и начинаю размышлять о том, о сем. Жизнь, как я уже говорил, замечательная штука, но порой она бывает чертовски странной. Но я принимаю ее такой, какая она есть, потому что у меня философский ум и я не люблю суетиться без толку. Стоит мне только начать волноваться, как я вспоминаю своего старого приятеля Конфуция, который если бы только дожил до нашего времени, то стал бы наверняка редактором женского журнала. Потому что он был настоящим малым на все сто процентов и знал, как обращаться с дамочками. На дорогу я еще опрокинул стаканчик виски, вышел на улицу и отправился к отелю «Савой». Иду и думаю про Джимми Клива. Чего этот парень добивается, что он знает?
Тут до меня дошло: сегодня же первое апреля, возможно, этот день розыгрыша и шуток — «День дурака» — назвали в мою честь, так как вы наверняка думаете, что я малость того — придурковат. Возможно, вы правы. Но если парень знает, когда ему нужно выглядеть простачком, то дураком его уж никак не назовешь. До вас дошло?
Прихожу в «Савой» и справляюсь внизу, здесь ли мистер Клив. Клерк звонит по десятку телефонов, а потом отвечает, что мистер Клив изволил выйти, вернее уехать. Он предупредил, что вернется через два или три дня. Я благодарю клерка и иду восвояси.
Возвращаюсь к себе на Джермин-стрит, снимаю форму, принимаю душ и переодеваюсь в светло-серый костюм с иголочки. Светло-синяя рубашка, васильковый галстук. Смотрю на себя в зеркало и остаюсь доволен собой — красавчик, черт возьми.
После этого я вскрываю конверт, полученный от Херрика. Внутри британский полицейский пропуск, в котором сказано, что все полицейские силы страны должны оказывать мне всяческое содействие, две регистрационные карточки на разные имена, пара водительских прав, тоже на две фамилии, адрес гаража, возле Джермин-стрит, талоны на бензин и множество других полезных документов. На отдельном клочке было написано «желаю удачи, Лемми» и стояла подпись Херрика. По всему видно, что меня собирали в трудное путешествие, но только я не знал, куда именно.