Она моя зависимость

Высоцкая Мария Николаевна

Прилипаю щекой к прохладному окошку. Несколько раз проверяю телефон. В такси, на ступеньках подъезда, когда поднимаюсь в квартиру, в своей комнате…

Но телефон пуст. Ни сообщений, ни звонков на него не поступало.

Пока умываюсь, не слышу мамины шаги, поэтому ее отражение, появившееся в зеркале, пугает до чертиков. Я даже щетку роняю.

Мама улыбается. Видимо, пока не в курсе, что я послала Синицына. Хотя, может быть, Максим окажется действительно нормальным парнем и она никогда не узнает о произошедшем у клуба.

–

Как погуляли?

– Хорошо, – снимаю маленькое полотенце с крючка.

– А по лицу и не скажешь, – мама кривит губы.

– Наверное, потому, что прогулки с парнем, который мне не нравится, не то, чем бы я хотела заниматься субботним вечером.

– Прекрати огрызаться. Я тебе не враг.

– Ты правда хочешь продать квартиру?

– Да. Еще в среду звонила Феде, спрашивала, можно ли у них приобрети что-то нормальное за наши деньги.

Дядя Федя – мамин родной брат. Живет с семьей на юге с момента распределения после военного училища.

– И?

– Не в самом городе, конечно, но там много прилегающих поселков. Можно даже домик небольшой купить. И море недалеко. Красота.

– Ага. Ты, знаешь, я много думала и… Может быть, мне в Москву перевод оформить?

– Это зачем? – мамино приподнятое настроение влет становится угрюмым.

– Перспективы. Можно найти хорошую подработку по специальности, набраться опыта. После получения диплома будет легче устроиться…

– Не придумывай. Мы, значит, на одном конце страны жить будем, а ты – на другом? Так получается? Что это за семья такая?

– А Алину ты тоже с собой потащишь?

– У нее муж есть. Своя семья. А ты пока…

– Значит, я тоже выйду замуж, – улыбаюсь.

– Уж не за Андрея ли Панкратова? – язвит в ответ.

– А почему нет?

– Хватит! Прекрати уже эти разговоры. Не смешно.

– Ты первая начала, – бросаю полотенце на стиральную машинку.

– Вот что ты в него вцепилась?

– Нет, мама, это ты в него вцепилась. И долбишь меня, долбишь. Сколько можно?

– Ты хотя бы понимаешь, что тебя с ним ждет? Яхты и самолеты, думаешь? Нет, слезы и страдания!

– Да с чего вдруг?

– Иди спать.

– Нет, мама, ты мне скажешь. Сейчас. Что не так?! А если не скажешь, я… я уйду из дома, к Андрею!

Шах и мат. Назад пути нет и не будет. Я сама не понимаю, как вообще могла это сказать. Но видимо вечер получился настолько «веселым» что мое самообладание, вышло из-под контроля.

Мамина рука, что вздымалась в воздух, падает. Она смотрит на меня с печальной улыбкой на губах. В глазах сожаление. Там тоска. Сгущающаяся черным облаком грусть.

– Ты такая красивая, Еся… Такая ты у меня красивая. Пойдем на кухню. Разговор будет не быстрым.

Киваю, шагая следом.

Мама отодвигает стул, присаживается. Упирается локтями в стол. Правым кулаком подпирает подбородок.

– Твоя бабушка была поваром. Хорошим. Ее стряпней

обедала и ужинала вся местная номенклатура. А дед Андрея был первым секретарем горкома. Я тогда только школу закончила и готовилась к поступлению в медицинский. Было такое жаркое лето. Мы с Володей случайно познакомились. Оксанка его на свой день рождения пригласила.

– Оксанка?

– Мать Андрея.

– Ты ее знаешь?

– Мы в одном классе с ней учились. Вместе в Москву поступать хотели…

– С Оксаной Николаевной? – моя челюсть отвисает. Все, что мама мне сейчас говорит, просто не укладывается в голове.

Но она будто не слышит. Продолжает:

– Это было странно, встретились… влюбились, — проводит пальцем по бардовой скатерти. — Ну вот так как-то. Неожиданно. Два года повстречались. Я в Москву поступила, он тоже. Думали, что поженимся, — ее губ касается улыбка, совсем чуть-чуть. Буквально ан миг. — Ну или так думала только я. Не знаю. Не думала, честно говоря. Как бы там не было, его отец не мог допустить, чтобы сын - да с дочерью поварихи. Не знаю, что там было в итоге, но Вова его послушал. Женился на Оксанке, у нее отец – полковник.

Мама бросает взгляд в окно, поднимается со стула и задергивает шторы.

— Я тогда сессию провалила, потом еще одну, отчислили. Пришлось вернуться домой. Полгода на рынке работала, осенью в местное училище на медсестру пошла. А все равно всю жизнь санитаркой проработала, отец Володи постарался. Мать уволили, отца посадили. Потом девяностые, папашу твоего встретила, мы с мамой на одной картошке жили, а он… Были у него деньги. Ясно, какие, конечно, но выживать же нужно было. Да и Алинкой я сразу забеременела. Деваться было уже некуда. Поэтому, хорошо подумай Еся, прежде чем устраивать со всеми войну!

Мама больше ничего не говорит, а у меня мир вверх тормашками переворачивается. Я сижу, смотрю на нее и не могу поверить в то, что она мне рассказала. Как же так? Разве… нет…

– Ты только поэтому против Андрея?

– Я не против Андрея, я против этой их системы. Ты разве не понимаешь, что не от Андрея твоего тут все зависит? Не от него, доченька. Зачем тебе это? Ну зачем? Обожжешься ведь. Я твою бабку в свое время не послушала, и очень об этом жалею.

Мама печально улыбается, растирая ладонью область на груди.

– Все хорошо? Может, таблетки принести?

– Не нужно, само пройдет.

– Тебе в больницу надо, мам.

– Вот сейчас квартиру продадим, дом купим, и можно будет заняться здоровьем.

– Мамочка…

– Иди спать, Еся. Иди спать.

Я ухожу, но переступив кухонный порог замираю.

— Ты его до сих пор любишь? — поворачиваюсь, прижимаясь щекой к прохладному, выкрашенному в белый, но уже давно пожелтевшему косяку.

— Нет, — мама качает головой. — Столько лет прошло, событий. Да и не тот он больше человек. Совсем не тот.