Она моя зависимость
Шрифт:
Мозг мгновенно стопорит мысленный поток. Проходит пять, четыре, три секунды… Я слышу, как мой внутренний голос отсчитывает каждую, прежде чем ко мне приходит полное понимает, что я только что нашел.
Чуть крепче сжимаю тест в пальцах и сбрасываю вызов.
Мать наяривает в ответ. Телефон разрывается громкой мелодией.
Внутри все переворачивается. Да что уж там, мир с ног на голову встает.
Несколько долгих минут смотрю на две ярко-красные полоски под мелодию телефонного звонка. В ушах звон. Звуки вокруг
Еська!
Роняю эту пластиковую палку на пол. В подъезд вылетаю в расстегнутой рубашке, спустившись ровно на один пролет, выдыхаю. Торможу. Упираюсь ладонью в стену, понимая, что творю какую-то дичь. Хотя бы потому, что на мне нет ботинок.
Возвращаюсь в квартиру. Забираю из ванной телефон, обуваюсь и снимаю с вешалки куртку, не забывая кинуть в карман ключи от машины.
Токаревой звоню уже из машины. Гудков до сих пор нет. Телефон выключен.
– Зараза! – ударяю по рулю, задевая клаксон, громко сигналя ползущему впереди автомобилю.
Обгоняю эту черепаху, сцепив зубы. Водила тычет в лобовуху средним пальцем. Утырок.
Такое состояние сейчас, что хочется остановиться посреди потока и вытащить этого умника из тачки. На телефон падает сообщение.
Еськин телефон снова в сети.
Перестраиваюсь и снова звоню ей.
Проходит пара секунд, прежде чем она берет трубку. Кажется, шмыгает носом. Не прислушиваюсь. С языка сразу же срывается один-единственный интересующий меня сейчас вопрос:
– Ты беременна?
Сзади сигналят. Приходится выкрутить руль чуть резче и прижаться к обочине.
– Я…
– Еся! – сквозь зубы.
Пальцы впиваются в руль. Я на таком нервяке, что даже мысли здраво выразить не могу.
– Да. Наверное.
– Что значит, наверное?
– Анализ еще не готов.
– А тест?
– Я не знаю, не знаю….
– Где ты? – Стрелка спидометра заходит за сотку. – Я приеду.
– Пожалуйста, Андрей, я тебя прошу, не надо. Я хочу побыть одна, – она всхлипывает, но пока старается держаться.
– Не делай глупостей, слышишь меня? Просто скажи мне, где ты?
– Андрей, я…
А дальше ее прорывает. Кроме слез, всхлипов и шмыганья носом я больше ничего не слышу. Самого перетряхивает.
– Ты что-то сделала? – прищуриваюсь. Смотрю на притормаживающий поток машин впереди, но не различаю ничего кроме светящихся красным габаритов.
– Нет.
– Скажи мне, где ты, и сиди там. Я сейчас приеду.
Она снова отнекивается. Что-то бормочет. Не разобрать.
Ставлю телефон на громкую связь и захожу в iMessage. Открываю ссылку на карту. Во всем этом бреду я забыл, что еще пару месяцев назад включил на Еськином телефоне отправку ее геолокации
– Сиди там, – повторяюсь и отбрасываю мобильник на пассажирское кресло.
Токареву нахожу в баре недалеко от универа, где она учится.
Еще на входе останавливаю пыл подскочившей ко мне официантки, сжимающей в руках меню.
– Я ненадолго.
Прохожу вглубь зала. Еська сидит за дальним столиком у окна.
На столе бокал красного вина. Рядом откупоренная бутылка.
Шумно отодвигаю для себя стул.
Еся поднимает голову, скользит по мне взглядом и снова концентрирует внимание на бокале.
– И? – бросаю телефон на стол и распахиваю куртку шире. Жарко.
– Так захотелось напиться, – ведет рукой по волосам, – но теперь же нельзя.
Она улыбается не по-настоящему и продолжает пялиться в одну точку.
– Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит?
Она вздрагивает. Смотрит на меня исподлобья.
– Мне не нужен этот ребенок, – давится словами, – я не хочу детей. – Сжимает губы в узкую полосочку.
– Ну, давай начнем с того, что в данной ситуации все же стоит сказать «нам», а не «мне».
Она пугливо дергается и замирает.
26
– Ты не можешь решать это одна. Несмотря на то, что тело все-таки твое.
Еська отводит взгляд.
– Я же говорила тебе, говорила! – повышает голос, привлекая к нам внимание людей за соседним столиком. Мечется. Торопливо пробегает пальцами по волосам, лицу. Снова смотрит на меня. Выжидающе. Словно хочет, чтобы я сейчас согласился со всем, что она говорит.
– Помню, но сейчас все иначе.
– Я не могу, – качает головой. – Пойми же, я не могу быть матерью. Я ведь буду, как она. Ты это понимаешь? Я хочу другого. По-другому! Не по залету, не так.
– Понимаю. Кроме того, что ты будешь, как она.
– Андрей, пожалуйста, не заставляй меня, я тебя умоляю. Я приняла решение, если результат будет положительным… Прошу тебя, – касается моей руки, впиваясь в запястье ногтями.
– Просишь дать согласие на то, чтобы от него избавиться? – непроизвольно смотрю на ее живот. – Или от нее.
– Нет, все же не так.
– А как? Для меня это тоже неожиданность. И я также не планировал. Но если уж вышло, мы можем…
– Я не готова морально. Понимаешь? – подается вперед и говорит совсем тихо. – Я не буду его любить, – шепотом, – не смогу. Он же… Прости, прости меня. Пожалуйста.
Она дрожит. Плачет. Ее колотит.
Меня и самого передергивает. От ее слез и голоса этого замогильного.
– Поехали домой. Есь, давай вставай. Дома поговорим.
Токарева нехотя поднимается с кресла, с грустью смотрит на осиротевший и все еще полный бокал вина. Пробегает подушечками пальцев по тонкому стеклу, после чего подхватывает свое пальто.