Она назначает жертву
Шрифт:
Лисин подошел вплотную, вчитался в надписи на овальной жестяной бирке с цветной фотографией, выполненной в неестественных тонах, и убедился в том, что оказался прав. Женщина, улыбающееся лицо которой запечатлено на снимке, была погребена здесь ровно четыре месяца назад.
«Круглая дата, — отметил он про себя. — Быть может, сержант и не перепутал. Человек приходит сюда постоянно, а уж такой день он вряд ли пропустит».
— Чеховская Лилия Алексеевна, — пробормотал Лисин, перенося данные с овала в блокнот.
Могилка была
У родственников этой женщины средств тоже явно не хватает. Иначе они давно уже построили бы если не мемориал, то хотя бы достойный памятник.
Лисин вышел с территории кладбища и с удовольствием затянулся сигаретой. Все это время он вынужден был терпеть. Следователь вынул из кармана телефон и набрал номер Сидельникова. Капитан был оставлен в прокуратуре на самой рутинной и не любимой им части сыскной работы — бумажной. Лисин знал о ненависти Сидельникова к писанине, как своей, так и чужой, но поручил такое дело именно ему. Этот муровец был одним из немногих людей, кто ненавистную работу, если того требует необходимость, выполнял лучше, чем тот, кто считал ее любимой.
Уже примерно пятнадцать часов с перерывом на сон Сидельников изучал годовой труд Журова, Хотынцева и Голощекиной, сотрудников здешней городской прокуратуры, убитых неизвестным типом в своих рабочих кабинетах. Следователь не бог весть как надеялся на успех этого поиска, но не имел права сбрасывать со счетов любое предположение, могущее дать новую версию.
На данный момент таковых у Лисина практически не имелось. Поэтому Сидельников листал пыльные страницы, перечитывал материалы, вникал в каждую фразу и делал пометки в надежде на то, что хотя бы сотая часть из того, на что он обратил внимание, окажется впоследствии полезной общему делу.
Тотчас выяснилось, что капитана уже дважды приглашали на обед с выездом в кафе и однажды просили прийти познакомиться с документами, которые, по мнению городского прокурора, могли помочь следствию. Инициаторами приглашений были Мартынов и его заместитель Горбунов.
— Никуда не выходи из кабинета и не оставляй материалы без присмотра, — быстро сообразив, в чем дело, приказал Лисин.
— А я и не выхожу. Меня, кажется, начинают окучивать. Я пролистал половину материалов, не нашел ничего интересного. По мере того как стопка с непросмотренными делами уменьшается, сотрудники городской прокуратуры начинают проявлять все более яркие признаки беспокойства.
По лицу Лисина пробежала довольная улыбка. Он был доволен, хотя никто из окружающих не мог даже догадываться, чем именно.
— Это хорошо.
— Да! Но это не телефонный разговор.
— Хорошо. — Лисин качнул головой. — Я скоро приеду. А пока скажи мне, Игорь, не встречалась ли тебе в просмотренных делах фамилия Чеховская? Либо Чеховский.
В трубке послышался какой-то картонный перестук, бумажный шелест. Лисин хотел уже на полчаса попрощаться и отключить связь…
Вернувшись домой, мужчина немедленно скинул с себя одежду, сложил ее в черный полиэтиленовый пакет, найденный на балконе, и в одних трусах рухнул в кресло. Ему не верилось в свое спасение, как и в то, что он совершил. Он закрыл лицо руками, покрытыми едва заметными капельками крови, уже засохшими и похожими на россыпь родимых пятнышек, и резко наклонился. Его рык походил на стон медведя, разбуженного в январе. Он разнесся по комнате, ушел в приоткрытую балконную дверь и растворился в уличном шуме.
Он вернулся домой, на что не рассчитывал, а потому не представлял, что делать дальше. Направляясь в прокуратуру, мужчина точно знал, что ему нужно убить четырех мерзавцев, в ней находящихся: Журова, Хотынцева, Голощекину и — самое главное — городского прокурора. Он справедливо полагал, что трем из них сможет выделить по две пули, четвертому — одну, а последнюю рассчитывал оставить для себя.
На поверку все вышло иначе. Он допустил перерасход патронов. В Голощекину ему пришлось выстрелить даже трижды. В тот момент, когда мужчина выходил в коридор из кабинета Хотынцева, он даже не понимал, сколько патронов осталось в магазине «ТТ». Его мысли метались и кричали в голове, как чайки. Ему казалось, что пистолет может дергаться в руке столько раз, сколько он будет нажимать на спуск.
Очень жаль, что наказания избежал Мартынов! Это была мишень номер один. Но прокурор все равно понял, что такое пуля, летящая ему в голову. Иначе он не заскочил бы за свою дверь как ужаленный.
Мужчина даже подумал о том, что пусть Мартынов остался жив. Было бы еще лучше, если бы этот негодяй обмочился прямо на пороге своего кабинета. От испуга, а не от болевого шока, как это случилось на глазах мужчины в кабинете Хотынцева. Быть может, с Мартыновым так оно и вышло. Это даже страшнее смерти.
Но вот с последним выстрелом получилась промашка в прямом и в переносном смысле. В тот момент, когда мужчина вдруг почувствовал желание жить и даже увидел путь к спасению — окно в конце коридора, — на пути его встал совершенно незнакомый человек. Убийца никогда не видел его, хотя в прокуратуру заходил, наверное, раз тридцать. Парень лет двадцати пяти — двадцати семи вышел из коридора и оказался между ним и спасительным окном.
Мужчина не хотел в него стрелять. Даже сейчас, стоя под душем и сдирая с себя мочалкой кровь вместе с кожей, он в сотый раз признавался в этом себе и тому молодому человеку.