Она проснулась в темноте
Шрифт:
Он закрыл дверь и взял Эйлин под руку, чтобы помочь пройти на улицу.
— Вы действительно посланы небом. Я напрасно ломал себе голову, но не мог найти предлог, чтобы уйти от этой маленькой идиотки.
— Право, очень мило говорить так о женщине. Особенно после того как провел с ней ночь.
— Но о Дорис нельзя отзываться иначе.
Они перешли улицу, и он повел ее к своей машине.
— А обо мне что вы говорили?
— Конечно правду. Не всю правду, — поспешил он поправиться, открывая перед Эйлин дверцу. — Никто не знает, что
Он похлопал ее по руке, закрыл дверцу и обошел вокруг машины, чтобы сесть за руль.
Заняв место на сиденье, Эйлин почувствовала что-то твердое у правого бедра. Она быстро провела рукой и обнаружила, что между сиденьем и спинкой застряла маленькая кожаная сумочка.
Форма ее была Эйлин знакома. Она посмотрела на нее при свете уличного фонаря и вздрогнула. Это была ее крокодиловая сумочка. Та самая, которую она взяла, отправляясь к Барту. Та самая, которую она так тщательно и безуспешно искала в комнате отеля.
Глядя перед собой вдоль улицы, Ральф нажал кнопку стартера. Мотор заработал.
— Как случилось, что моя сумочка оказалась в вашей машине, Ральф? Тут… за сиденьем.
— Она там, возможно, давно лежит, — ответил он со смехом. — Да, в прошлую среду я отвозил вас домой.
— Это та сумка, с которой я была вчера вечером у Барта.
— О!
Он заколебался, искоса взглянул на нее и облизнул губы.
— Вы действительно потеряли голову? Я задавал себе этот вопрос. С вами никогда не знаешь… Вы не помните, что я вас провожал?
— Вы сказали Дорис, что ушли один. Без меня.
— Мужское самолюбие, дорогая. Я не хотел признаться, что вы меня выгнали после того, как я исполнил свой долг доброго самаритянина. Она Бог знает что подумала бы. А между тем это истинная правда. Вы, видимо, забыли сумочку, выходя из машины, а я не заметил.
— Ральф, скажите мне все! Что произошло? Вы меня отвезли домой?
— До вашей двери. В машине вы были очень милы, но когда я предложил зайти к вам вместе, вы превратились в мегеру. Я не знал, до какой степени алкоголь замутил вам мозги. В прошлый раз, когда у вас случился ваш приступ, моя компания вам понравилась. Я же не стремлюсь к сценам посреди улицы. И я знал, что Дорис утешит меня в случае неудачи.
— Вы оставили меня перед дверью?
— Вы поднимались по ступеням крыльца, когда я уезжал.
— Оставив меня без сумочки? Без ключей? Я ведь не могла войти. Боже мой, Ральф, что же я сделала?
Ральф затормозил перед шестиэтажным зданием.
— Может быть, вернулись к Барту или кому-нибудь позвонили? Откуда вы сейчас идете?
— Я вам этого не скажу.
— Вы не обязаны это делать, — согласился он, наклоняясь, чтобы открыть дверцу. — Убедитесь на этот раз, что у вас есть ваш ключ. Я не уеду, пока вы не войдете.
Эйлин удержала его дрожащей рукой.
— Прошу вас, Ральф, пойдемте со мной. Я боюсь. Я должна поговорить с кем-нибудь, чтобы узнать, что
Ральф взял ее руку и поцеловал.
— Бедняжечка! Ну конечно, я поднимусь вместе с вами. К тому же не стоит ложиться спать — слишком поздно.
Он вышел из машины, поднялся вместе с ней и вошел в вестибюль, украшенный рядом почтовых ящиков.
Эйлин извлекла из своей сумочки кожаный футлярчик для ключей. Ральф жестом показал ей на звонок у внутренней двери — сверху на медной табличке было выгравировано слово «консьерж».
— Может быть, вы позвонили к консьержу, и он вас впустил. Было не очень поздно.
— Который был час?
— Около полуночи. Уехав от вас, я зашел ненадолго в бар, чтобы Дорис успела вернуться домой. И позвонил в ее дверь в половине первого ночи.
Лифт остановился… Они прошли несколько шагов по устланному ковром коридору, и Эйлин открыла дверь. Она вошла первая, включила свет в гостиной, быстро осмотрела все вокруг и с отчаянием покачала головой.
— Я, конечно, не возвращалась сюда: все на тех же местах, что и перед уходом. Налейте себе чего-нибудь выпить, пока я немного приведу себя в порядок.
Она вышла и закрыла дверь. Ральф подошел к маленькому бару, открыл его, взял бутылку виски и большой бокал, который тут же наполнил. Затем сел на диван и стал ждать возвращения Эйлин.
Молодой женщине понадобилось десять минут, чтобы прихорошиться. Черты ее лица по-прежнему выражали усталость и внутреннее напряжение, но губная помада, пудра и гребень придали ей более или менее приличный вид. Она села рядом с гостем, но с отвращением покачала головой, когда он сделал движение, чтобы встать и налить ей виски в бокал, который она оставила недопитым, уходя к Барту.
— Нет, клянусь, больше не выпью ни капли спиртного. Что я могла делать, после того как вы ушли? Я оказалась на улице без денег и без ключа.
— Было бы самым нормальным, если бы вы позвонили консьержу. Почему не спросить его? Все тут же и выяснится.
— Будить его в это время? Он подумает, что я свихнулась. Кроме того, если я и поднималась сюда, то долго тут не оставалась.
— Действительно. Но тем не менее это явилось бы отправным пунктом, если вы решили выяснить, чем занимались в эту ночь. Отсюда вы могли звонить кому угодно, не тратя денег. Давайте! Обратитесь к консьержу. Это его работа.
— Не могу. Если он не подумает, что я рехнулась, то догадается, что была пьяна.
— Ну ладно, тогда я спрошу за вас.
Но после минутного колебания он решил иначе.
— Скажу, что я ваш друг, и, зная, что в полночь вы пошли домой без ключа, заволновался. Спрошу, открывал ли он вам дверь — в этом вопросе не будет ничего компрометирующего. Вы знаете номер его телефона?
— Нет. Но он записан против слова «консьерж» в черной записной книжке возле телефона.