Она умерла как леди
Шрифт:
— Я скажу вам, что мы можем сделать, — продолжал Феррарс. — Нужно раздобыть веревку для сушки белья и привязать его к коляске.
— Неплохая идея, сэр! — одобрил Крафт.
— Тогда мы сможем дергать коляску сколько угодно. Он не обязательно упадет.
— Больше всего мне нравится слово «не обязательно», — заметил Г. М. — Оно так утешает. Но, хотя вам это может показаться странным, я предпочитаю плавать не привязанным к инвалидной коляске с мотором весом в двести фунтов. Вы, ребята, способны изобретать трюки, которые могут посрамить самого Гудини. [25]
25
Гудини,
— Мы не позволим вам упасть, — заверил его Крафт. — Если вы отказываетесь, то что еще вы можете предложить?
— Не знаю! — огрызнулся благородный римлянин, стуча кулаком по подлокотнику коляски. — Я только прошу вас хотя бы немного использовать качество, которое Господь даровал ассирийским обезьянам…
— Осторожно, сэр! — крикнул Крафт, когда коляска накренилась на два дюйма.
Г. М. выплюнул сигару с такой силой, что она взвилась в воздух, прежде чем полететь вниз. Потом, снова изогнув шею, он заметил меня.
— Если это доктор Кроксли, не могли бы вы объяснить старику, почему этот парень кидался в меня бутылками? Насколько я помню, вчера я дал ему десять шиллингов. Вот как бывает. Вы даете человеку десять шиллингов, он покупает на них виски, а потом кидает бутылку вам в физиономию. Очевидно, здесь такие понятия о благодарности.
— Должно быть, Джонсон принял вас за императора Нерона.
— За кого он меня принял?
— Вчера вечером он смотрел «Камо грядеши» [26] или какой-то фильм вроде этого, и Нерон застрял у него в голове. Вы сами видели, как его почти парализовало, когда вы выехали из-за угла.
26
«Камо грядеши» — неоднократно экранизированный исторический роман польского писателя Генрика Сенкевича (1846–1916).
К моему удивлению, Г. М. выглядел умиротворенным.
— Ну что ж, возможно, между нами есть некоторое сходство, — согласился он. — Ведь я говорил вам, что Феррарс пишет мой портрет в виде римского сенатора?
— Да, — кивнул Феррарс. — И это еще одна проблема. Если мы вытащим вас отсюда…
— То есть как это «если»?
— Именно это я и сказал. Если мы вытащим вас отсюда, вы должны обещать облачиться в свою одежду, как цивилизованный человек, а также раз и навсегда вылезти из этой чертовой коляски. Иначе мы оставим вас торчать здесь, пока вы не превратитесь в статую.
— Как, во имя Саганы, я могу вылезти из коляски? Я же инвалид!
— Чепуха, — возразил Феррарс. — Утром доктор снял лубок и сказал, что вы вполне можете ходить, только осторожно ступая правой ногой.
Г. М. снова воздел руки к лавровому венку.
— Некоторые люди, — заметил он, — считают, что можно поддерживать элегантную и остроумную беседу, наполовину вися над обрывом. Вероятно, вы или Джордж Бернард Шоу [27] на это способны, но только не я. Говорю вам прямо, сынок: я чувствую себя как в третьем эпизоде «Опасностей Полины» [28] и теряю самообладание. Вы собираетесь вытащить меня отсюда или нет?
27
Шоу, Джордж Бернард (1856–1950) — английский драматург, романист и критик.
28
«Опасности
— А вы обещаете надеть ваш костюм?
— Хорошо, обещаю! Только…
— Осторожно, сэр! — снова крикнул Крафт.
— Нам не хватает только хорошего эффектного оползня, — продолжал Г. М. — Говорю вам, я чувствую, как эта штука движется подо мной! Люди, способные поступать так, как поступаете со мной вы, могли бы отравить молоко для младенца и украсть пенни у слепого.
Феррарс удовлетворенно кивнул. Хлопнув последний раз по земле брюками Г. М., откуда посыпались монеты и выпала связка ключей, он положил всю одежду на землю и повернулся ко мне:
— Пошли, доктор. В кухне должна быть веревка для сушки белья.
Хотя Марты в кухне не оказалось, мы нашли веревку в одном из нижних ящиков шкафа. Привязав тело Г. М. к спинке коляски, мы начали тянуть ее под аккомпанемент сыпавшейся на нас отборной ругани. В один скверный момент коляска сильно накренилась, но нам удалось ее выпрямить. Отвязывая Г. М., мы ощущали легкую тошноту.
Лучше всех чувствовал себя сам благородный римлянин. Величественно поднявшись с коляски и преувеличенно хромая на правую ногу, он повернулся в разные стороны. Являя собой весьма выразительное зрелище на фоне горизонта, в колыхаемой ветром тоге. Г. М. произвел неотразимое впечатление на двух рыбаков, проплывающих в лодке внизу. Бросив полный ненависти взгляд на Феррарса, он начал подбирать свою одежду, когда из задней двери вышла Марта.
Мне казалось, старую служанку ничто не способно удивить. Но, передавая сообщение, она с испугом посматривала на Г. М.
— Скотленд-Ярд просит к телефону суперинтендента Крафта.
На залитом солнцем утесе воцарилась мертвая тишина.
— Значит, телефон исправили? — спросил я наконец.
— О да, — проворчал Г. М. — И теперь мы, возможно, услышим новости о шутнике, который перерезал провода. Пошли!
Феррарс протянул ему костыль, и мы направились к дому, где прошли в гостиную через кухню и столовую. Недалеко от радиоприемника, по которому в субботу вечером четыре человека слушали «Ромео и Джульетту», стоял телефон. Солнце освещало противоположную сторону бунгало, и комната выглядела мрачно. Пока мы садились, Крафт взял трубку.
— Да, — сказал он. — Говорите. — Телефон, казалось, давился от смеха. Здоровый глаз Крафта устремился на Г. М. — Да, он сейчас здесь. Сидит рядом со мной.
Г. М. с трудом выпрямился.
— Кто это? — осведомился он.
— Старший инспектор Мастерс. — Крафт прикрыл рукой микрофон. — У вас есть для него какое-нибудь сообщение?
— Да. Скажите этому грязному псу: я надеюсь, что он подавится.
— Сэр Генри передает вам свои наилучшие пожелания, старший инспектор… Что-что? Разумеется, я трезв!.. Да, его палец гораздо лучше… Нет, не могу сказать, что он наслаждается отдыхом.
— Два дня подряд меня чуть не убивают, а он спрашивает, наслаждаюсь ли я отдыхом! Дайте мне поговорить с этим занудой!
Крафт снова прикрыл микрофон.
— Вы слишком взбудоражены, сэр. А кроме того… они нашли это.
По телефону говорили долго, хотя мы не могли разобрать ни слова. Остальные молчали. Феррарс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги в грязных фланелевых брюках и сунув руки в карманы серого свитера. Ворот его рубашки был расстегнут, демонстрируя вздрагивающий кадык. Он смотрел на висящий над камином портрет Риты, и в его взгляде светилась жалость. Потом он закрыл глаза.