Она уже мертва
Шрифт:
Прежде чем углубиться в кустарник, она обернулась и посмотрела по сторонам: никого. Впрочем, даже если бы кто-то находился поблизости, его невозможно было бы разглядеть за сплошной стеной дождя. Решил испытать меня на прочность? – подумала Полина. – Ну что ж, вызов принят!
Через минуту она была уже возле пролома, а еще через две – у входных дверей в дом. Сумерки сгустились окончательно, и, чтобы обнаружить замочную скважину, Полине пришлось прибегнуть к помощи фонарика. Железные врата в рай по имени Сережа выглядели капитально, да и замков в нее было врезано несколько. Найти нужный не составило труда, провернуть ключ – еще проще, оставалось лишь толкнуть
с вертикальными зрачками, совсем как у Асты.
Зачем мишке змеиные Астины глаза? Чтобы следить за Белкой. Справедливости ради, змеиные глаза пялятся на нее не постоянно – лишь под определенным углом освещения, лишь несколько минут в сутки. Но и этого вполне достаточно, чтобы постараться отделаться от подарка. Лишнее напоминание о пропавшей – вот что он такое, куда бы засунуть это напоминание? На дно ящика с принадлежностями для рисования? На полку со старыми куклами? Под кровать, на антресоли? До антресолей Белке ни за что не дотянуться, под кроватью он будет найден мамой максимум через два дня, во время плановой уборки. Остается ящик с кисточками, красками и пластилином. Туда Белка и отправила плюшевого малыша, накрыв его для верности целой стопкой акварельной бумаги.
– А куда ты дела Верин подарок? – спросил у Белки папа перед сном.
– Он для детей, а я уже не ребенок, – ответила Белка.
– Еще какой ребенок… Пожалуйста, будь хорошей с Верой. Ей и так… – не договорив, папа лишь махнул рукой.
Быть хорошей – не так уж сложно, особенно если тебя оберегают от близких контактов с тетей из Таллина. А то, что родители оберегали Белку, было видно невооруженным взглядом. Ни разу Белка и тетя Вера не остались наедине, а нежелательные с точки зрения папы и мамы вопросы пресекались в зародыше. Еще бы – слишком тяжело далось им произошедшее с Белкой и в доме у Парвати, и потом, в Питере. И лишь однажды, стоя перед неплотно прикрытой дверью, Белке удалось подслушать разговор – между папой и его сестрой, и это был трудный разговор.
– Если бы это случилось с твоей дочерью, – сказала тетя Вера, – ты вел бы себя точно так же, Петя.
– С моей дочерью тоже кое-что случилось.
– Я понимаю. Но она, во всяком случае, с тобой. С вами. Жива и здорова. А моей девочки нет…
Тут тетя Вера заплакала, а Белкин папа схватился за голову своими огромными руками и негромко застонал. И тетя Вера принялась гладить его по голове и по рукам, и папа вдруг показался Белке маленьким – ничуть не больше подаренного плюшевого медведя.
– Нам пришло письмо. Там было написано… Вот… – она вынула из кармана платья сложенный вчетверо помятый листок и передала папе.
Несколько секунд папа изучал его, а потом растерянно взглянул на тетю Веру:
– Ничего не понимаю. Я знаю Машу и ее брата, они приезжали к нам. Очень милые, воспитанные ребята. Ничего не понимаю. Это какая-то ошибка.
– Может быть…
– Кто это написал?
– Понятия не имею. Наверное, тот, кто был в курсе всего, что произошло.
– Ты
– Да. Она говорит, что это бредовая идея, на которую не стоит обращать внимания.
– Вот! – почему-то обрадовался папа. – Именно так! Бредовая идея!
– Но это письмо почему-то появилось… Дыма без огня не бывает, Петруша. И… здесь упоминается твоя дочь. Она что-то знает.
– Все, что она знала, уже рассказала нам. А я рассказал тебе.
– Ты же понимаешь, психика ребенка – очень тонкая вещь. Она могла с чем-то не справиться и попросту поставить блок… Вы не консультировались со специалистами? У меня есть старинная подруга в Таллине, она практикующий психолог, прекрасный знаток своего дела. Существуют новые методики, и мы могли бы…
– Не могли, – обычно мягкий и податливый папа проявил неожиданную твердость. – Я не потащу ребенка в Таллин. Не позволю, чтобы с ней проводили всякие эксперименты.
– Но…
– Я не вижу в них смысла, прости. Потому что надеюсь, что ничего страшного с твоей девочкой не произошло. Да нет, – тут папа принялся рубить воздух ребром ладони. – Я верю в это. И ты верь! Аста обязательно объявится, и все объяснит сама. И вы еще приедете к нам, а я уж вам такую экскурсию устрою! Покажу волшебные места, которых вы никогда не видели…
– Если хочешь, моя подруга приедет сюда. Она дала предварительное согласие.
Папин энтузиазм мгновенно съежился и угас, и все неувиденные волшебные места растаяли в воздухе:
– Вспомни себя в шестнадцать лет, Верочка! Разве тебе не хотелось сбежать из дому – так, чтобы тебя не нашли. Полностью изменить свою жизнь…
– Никогда. Тем более что я знаю, чем заканчиваются такие побеги. Инга…
При упоминании о таинственной Инге, папа снова схватился руками за голову:
– Пожалуйста, не надо.
– Ах да. Совсем забыла, что мама строго-настрого запретила нам вспоминать о ней. Запретила думать.
– Запретить думать нельзя!
– Еще как можно. Тем более когда сам хочешь избавиться от воспоминаний. Все это нам в наказание, Петя. То, что случилось с Астой. И с твоей малышкой тоже.
– А мальчик, который утонул? – после долгого молчания прошептал папа. – Чье это наказание, кому? Он не имел отношения к семье.
– Имел. И всегда будет иметь.
«Мальчик, который утонул», – Лазарь. Но кто такая Инга? Папа и тетя Вера могут обнаружить Белку в любой момент, стоит им только повернуть голову к двери. А именно это они и собираются сейчас сделать: разговор явно подходит к концу. Вернее, Белка страстно желает, чтобы он подошел к концу, слишком он тягостен даже для нее. Что уж говорить о несчастной матери Асты, о ее любимом папочке, который в жизни не совершил ни одного дурного поступка. Но теперь он сделал что-то неправильное. Что именно – Белка понять не может, просто чувствует, и все.
Она возвращается в свою комнату, на все лады повторяя про себя: Инга, Инга, Инга. Странное имя, невесомое, – словно сочиненное из тонкого стекла: вот-вот разобьется на тысячу осколков. Но даже если на пять или на три – все равно не соберешь его, не склеишь заново. Пока Белка бодрствует, она в состоянии приглядеть за стеклянным именем, но что будет, когда ее настигнет сон?
Ночь-то еще не кончилась…
Наутро имя выветрилось из Белкиной памяти без остатка, и больше никогда не возникало в ее сознании. Ночной разговор папы и тети Веры тоже потускнел: вопросы и ответы, вопросы без ответов, ответы без вопросов смешались друг с другом, превратившись в липкий перегной. Или, скорее, тину – сродни той, в которой Белка нашла Лазаря. Копаться в ней не доставляет никакого удовольствия, того и гляди задохнешься от смрада. Белка – самый настоящий психосоматик, так утверждает мама. Немудрено, что весь день ее тошнило, и прощание с тетей Верой (она возвращалась в Таллин) получилось скомканным.