Она в моем сердце
Шрифт:
– Не бойся. Я не страшный.
«А вот тут бабушка надвое сказала», – подумала я, поднимаясь из-за стола.
– Можно взглянуть на дом? Когда он был построен?
– Еще до революции. Смотри на здоровье.
Он остался за столом, а я заглянула в ближайшую комнату. Здесь даже мебели не было. Во всю стену полукруглое окно, выходящее на лужайку. Я решила, что непременно бы устроила тут спальню. Во второй комнате стоял старый комод с зеркальными дверцами и массивный стол. Когда я направилась к следующей комнате, Алекс вскочил из-за стола, будто что-то
– Момент, у меня там не убрано… – и скрылся в комнате, тщательно прикрыв за собой дверь, вернулся через пару минут. – Прошу.
Здесь тоже было полукруглое окно, вдоль стен антикварная рухлядь. Комната казалась необитаемой, как и две предыдущие. Оставалось лишь гадать, что Алекс пытался скрыть от моих глаз.
– Моя спальня там, – ткнул он пальцем в глубину коридора.
– Туда я заглядывать не собираюсь.
– Вот непруха. А я рассчитывал.
– Будем считать, что экскурсия закончена, – нахмурилась я.
– Как жаль. Еще кофе?
– Спасибо. Мне пора. Надо еще ужин приготовить.
– Меня пригласишь?
– Я подумаю.
– Очень рассчитываю. Завалялась бутылка отличного шампанского. Вдруг повезет, и ты решишь показать мне свою спальню.
– Теперь точно не приглашу, – ответила я как можно спокойнее.
– Ты разбила мне сердце.
– Сомневаюсь, что оно было в комплекте. Или его разбил кто-то другой, и от него теперь толку ни на грош.
– Да вроде стучит. Я думал, ты слышишь. Последние пять минут просто барабанит.
– С чего вдруг? – удивилась я.
– Ты стоишь напротив окна, платье просвечивает. Хороший выбор, выглядишь умопомрачительно сексуальной.
– Что ж, предавайся фантазиям.
Я чуть ли не бегом припустилась к двери, чувствуя, как пылает лицо. Сукин сын… Как ни странно, злость на Алекса прошла быстро, а вот любопытство осталось. Что он прятал в комнате? Очень хотелось взглянуть. Так хотелось, что план сложился почти мгновенно. Рядом с комнатой дверь на лужайку за домом, распахнутая настежь. Ее даже открывать не придется. Если Алекс в кухне уткнется в компьютер, я пройду незамеченной.
Я двигала в направлении своего дома, на тот случай, если ему придет охота наблюдать за мной в окно. Но лишь только скрылась из поля его зрения, начала спускаться по тропинке, ведущей к озеру. Сделав солидный крюк, оказалась возле дома Алекса с другой стороны. Если мои старания напрасны и мы столкнемся нос к носу, скажу, что пришла извиниться за свою язвительность, которая не делает мне чести. Хотя извиняться надо бы Алексу. Но подобное ему в голову не придет. Он из тех, кто мнит себя центром вселенной. Глупые бабы если и язвят, так только затем, чтобы рухнуть в его постель, чуть-чуть потешив свое самолюбие перед этим.
К дому я приблизилась босиком, держа шлепанцы в руках. Осторожно заглянула в дверь. Кухню отсюда я видеть не могла, но Алекс точно находился там, я слышала его голос, он с кем-то говорил по телефону.
– Меня интересует любая мелочь… все, что удастся накопать.
Разговор
Я заглянула за ближайший шкаф и увидела холст, натянутый на подрамник. Картина жившего в доме художника? Странно, что ее оставили. Просто забыли? Я вытащила холст и пораженно замерла.
Передо мной была картина в стиле знаменитого «Крика» Мунка. Женское лицо, перекошенное от ужаса, раскрытый в немом крике рот. Черты искажены, но узнать их не трудно. Особенно мне. Мое лицо. Или Виолы. Художник написал ее портрет? К тому моменту, когда Виола здесь появилась, художник уже умер. Значит… значит, картину она написала сама. Такое мог создать лишь человек, которого переполняет ужас и безграничное отчаяние. Это и в самом деле крик, крик о помощи. Я была так поражена, что совсем забыла, где нахожусь. Дверь внезапно распахнулась, я едва успела сунуть картину на прежнее место, сделала шаг к двери и застыла, стиснув руки.
– Решила продолжить экскурсию? – криво усмехнулся Алекс, входя в комнату.
– Стало интересно, что ты здесь прячешь.
– Грязные носки?
– Ты на редкость аккуратен.
Он стремительно приблизился, толкнул меня к стене и теперь держал руку на уровне моей головы, навалился грудью так, что невозможно было пошевелиться. И уставился в глаза.
– Замашки у тебя, в точности как у сестрицы, – сказал зло.
– С чего ты взял, что мы сестры? – пролепетала я, едва держась на ногах от страха.
– Ваше удивительное сходство, дата рождения… она подкидыш, и ты, скорее всего, тоже. Угадал? – Тут он вновь усмехнулся и продолжил насмешливо: – Может, все-таки заглянешь в спальню, это лучше, чем строить из себя сыщика.
– Почему ты не хотел, чтобы я увидела картину? – как можно спокойнее спросила я.
Он вздохнул, отстраняясь.
– Потому что это дерьмо, а не картина. Уж точно не шедевр.
– Зачем тогда хранишь?
– Из сентиментальных чувств.
– Не возражаешь, если я еще раз на нее взгляну? – сказала я, приходя в себя.
– Любуйся на здоровье.
В нем чувствовалось внезапное безразличие, точно он на все махнул рукой. Я достала картину и поставила ее на подоконник. Теперь свет падал на изображение со всех сторон, и я смогла рассмотреть детали. Лицо девушки бледное, с зеленоватым оттенком, выступало из темноты, бестелесно парило в этой черной мгле… Однако чуть ниже мгла становилась проницаемой. Яма, нет, скорее, комната без окон и дверей… темница, наконец-то нашла я подходящее слово. Слева что-то, похожее на нары, справа стол, на нем кружка. Что Виола хотела этим сказать? Она узница, приговоренная к пожизненному заключению?