Они не люди. Книга первая

Фламмер Виктор

Он понял, что это отличный повод избавиться от своей.

— Свобода и смерть, — заорал он и зачем-то добавил: — Анархия — мать порядка! — Его бутылка полетела в колонну.

Почему-то всем понравился его призыв.

— Анархия — мать порядка, — зазвучало со всех сторон.

В стены, в колонны собора и в сторону Невского проспекта полетели пустые бутылки, окурки, огрызки яблок и прочий мусор.

Кто-то сунул ему в руку сигарету и помог прикурить от спички.

Он понял, что если сейчас он просто сольется с

толпой, то ничего не сможет узнать. Хмельницкий умер. Как? Что с ним случилось? Что означает странное слово «передоз»?

Белка тем временем встала и, сжав руку в кулак, подняла ее над головой:

— Свободу порабощенным! — воскликнула она.

— Свободу порабощенным, — поддержала толпа. Молодых людей становилось всё больше. Прохожие начали останавливаться и прислушиваться к происходящему.

Кузя понял, что медлить нельзя. Хозяин говорил, что эти люди — поклонники дивов. И хотят их освободить.

Вскочив на ноги и затянувшись едким, но вполне безобидным дымом, он закричал:

— Свободу порабощенным! Снять ошейники! Долой рабство!

— Долой рабство! — поддержала толпа.

А Белка схватила его под локоть:

— Так ты наш! Что же сразу не сказал?

— А ты спрашивала? — усмехнулся он. Было не очень понятно, что она имеет в виду. Но слово «наш» точно означало доверие. А это было именно то, что нужно.

— Фараоны! — закричал вдруг кто-то. — Тикаем!

— Бежим, — Урал схватил Белку за локоть, но она стряхнула его руку.

— Вот только от всякой швали я не бегала.

Кузя не знал, что такое «фараоны». Но, видимо, в этой компании так называли каких-то плохих людей. Поэтому он решительно сел обратно и заложил ногу на ногу.

— Ха, фараоны, — презрительно проговорил он.

Толпа тем временем рассеялась. Но народу осталось немало.

И он увидел, как к ним приближаются полицейские.

Белка мельком глянула на него. И стало понятно, что потерять лицо нельзя ни в коем случае.

Он сжал кулаки.

— Жандармы, — заорал он, — царские лизоблюды! Сатрапы! Палачи! — он плюнул в лицо первому же полицейскому, приблизившемуся к нему, и снова закричал:

— Да здравствует диктатура масс!

— Диктатура масс! — заорала толпа.

Им, подогретым алкоголем и «веществами», было безразлично, что орать.

Один из полицейских схватил его за руку и стащил с парапета. Миг — и на его голову обрушилась дубинка.

Главное сейчас — не сопротивляться. Он должен выглядеть слабым человеческим ребенком.

Слабым, но не сломленным.

— Мрази, — выдохнула у него над ухом Белка и добавила не очень уверенно: — Сатрапы!

— Бей урядников и становых приставов! — крикнул он.

И снова получил дубинкой. На этот раз прямо в лицо. Почувствовав, что из носа закапала кровь, он понял — достаточно. Сопротивляться дальше будет слишком подозрительно.

Ему и остальным, кто не успел сбежать, надели

наручники и затолкали в машины, по шесть человек в каждую. Он оказался в одной машине с Белкой и Уралом. Это было замечательно, видимо, их везли в один и тот же участок.

Главное, чтобы не в участок Виктора Геннадьевича. Тот, увидев племянника своего друга, мог испортить всю игру.

К счастью, в месте, куда их отвезли, Виктора Геннадьевича не оказалось.

Их выстроили в очередь к столу, за которым сидел усатый человек с усталым лицом. Каждого, кто подходил к столу, он спрашивал:

— Имя? Год рождения?

Все отвечали. Когда очередь дошла до Белки, она сказала:

— Белицкая Алина. Тысяча девятьсот шестьдесят пятый.

Он шел следующим. На сколько же лет он выглядит? Старше нее? Младше? Лучше назвать более младший возраст: люди относятся к детям лучше, чем ко взрослым.

— Николай Дивногорский, — назвал он первое, что пришло ему в голову. — Тысяча восемьсот…. Э… Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год.

Их загнали в клетку, довольно тесную, сидеть в ней пришлось прямо на полу.

И тут Кузя почувствовал, что ему становится плохо. Квас. Несмотря на то что он выбросил почти половину бутылки, в животе бурчало и крутило так, что он лег прямо на пол.

И тут же услышал тихое:

— Не бзди. Если нас не выпустят, Цепеш ночью нас вытащит.

Фраза предназначалась не ему. Он скосил глаза и увидел, как Белка что-то шепчет Уралу. Обычный человек не расслышал бы ничего.

Цепеш. Надо запомнить это слово. У всех тут необычные имена, вероятно, это прозвища. И человек по имени Цепеш должен как-то вытащить их ночью.

Почему-то самым логичным Кузе показалось взорвать участок. Чтобы под шумок все могли скрыться.

Живот снова скрутило, он прижал колени к подбородку. Но не выдержал, и содержимое его желудка выплеснулось на пол.

— Капец… — прозвучало за его спиной, — перебрал щегол.

— Его зовут Кот! — вступилась Белка. — Заткни хавальник, он свой.

Тотчас же открылась дверь, и полицейский выволок его наружу. Подхватив под локоть, потащил куда-то по коридору.

В конце коридора полицейский втолкнул Кузю в помещение, где пахло водой, мочой и экскрементами.

«Уборная», — понял он. И бросился к раковине, где, открыв кран, принялся судорожно глотать воду. Его снова вырвало и стало легче.

— Ну что же ты, мальчик… такой молодой. Как же тебя занесло к анархистам?

В голосе полицейского слышалось искреннее сочувствие.

Кузя посмотрел на него долгим взглядом и принял решение. Нельзя дать себя обыскать. Сыщики найдут амулет и увидят ошейник.

Он протер лицо водой и снова посмотрел на полицейского:

— Позвоните участковому приставу Смирнову, пожалуйста, — тихо проговорил он, — скажите, что у Кузьмы… Аверина очень важная информация.