Они не люди. Книга третья
Шрифт:
– Нет, ваше высочество, – сказал он, – просто дело в том, что Анонимус в полном объеме хранит память моего отца. Вы можете задать свои вопросы почти напрямую.
– Ох… – княжна ошеломленно закрыла рот ладонью, но тут же взяла себя в руки и добавила, – для меня было бы большой честью побеседовать с этим великим человеком, пусть даже таким образом. Я могу просить об этом?
– Конечно. Если Анонимус согласится, – подтвердил Аверин.
Див поднял взгляд:
– Хозяин… был бы рад.
– В таком случае я прямо сейчас задала бы некоторые вопросы.
Почему-то после слов
– Могу я немного подготовиться? – спросил Анонимус.
– Да, конечно.
Анонимус поклонился и скрылся за дверью. Аверин перевел взгляд с княжны на Мончинского, а потом на Владимира. Тот смотрел вслед фамильяру долгим пристальным взглядом.
– Ты почувствовал? – спросил колдун у дива.
– Да. Ваш фамильяр начал изменяться.
– Личина? – уточнил Аверин.
– Не совсем. Похоже на…
Договорить он не успел. Дверь открылась, и в библиотеку вошел отец.
Это не был Анонимус под личиной. На вошедшем был надет отцовский придворный костюм, такие Аверин не раз видел на фотографиях. На губах отца играла улыбка, и Аверин с трудом смог сглотнуть колючий ком, подступивший к горлу.
Он не помнил этой улыбки. Но сейчас, когда увидел, в его ушах отчетливо зазвучало:«Гера, у тебя получилось! Я говорил, что ты будешь лучшим!»
Перед глазами всплыл светлый прямоугольник окна и большие алые цветы за ним. Что это за окно?
Вспомнить он не успел. Отец?.. Анонимус?.. шагнул к креслу, на котором сидела княжна Софья и грациозно опустился на одно колено.
– Позвольте, ваше высочество? – он протянул руку, и она вложила в нее свою. Вид у княжны был весьма озадаченный.
Отец поцеловал ее пальцы и с улыбкой наклонил голову:
– Прошу прощения, что заставил ждать. Но я не мог позволить себе явиться пред светлые очи прекрасной дамы в нелепо свисающем костюме дворецкого. Наш фамильяр довольно высок, всегда ему завидовал, признаться.
Отец поднялся и выпрямился.
– Я готов ответить на любые ваши вопросы, – сказал он.
– Тогда… – княжна уже пришла в себя и даже улыбнулась в ответ, – первый вопрос. Вы – граф Аркадий Филиппович Аверин? Дивы всё-таки поглощают души?
Отец внимательно посмотрел на нее:
– А вы сами как думаете? А главное – что ощущаете? А ты, Гера? Что ощущаешь ты? – он внезапно повернулся к Аверину.
– Если это шутка, то не очень смешная.
Аверин пытался понять, что происходит. Анонимус никогда бы не позволил себе такого поведения. Тогда – кто это?
– Ну, право, ты разве видел когда-нибудь, чтобы Анонимус шутил? – негромко рассмеялся отец. – А значит, или это правда я, или… – он поднял палец вверх.
– …Или получить ответ на этот вопрос очень просто, – спокойно сказал Аверин и поднялся, – ты мой отец или нет? Я хочу прямого ответа, без увиливаний.
– Ну конечно. Я не сомневался в тебе, Гера. Если я обладаю свободой воли, то смогу солгать. Но я не могу. Нет. Никто не ест ничьи души. Я – это что-то вроде записи на кинопленке. Это появление планировалось, правда, я не думал, что придется ставить эксперимент так рано. Я несколько лет обучал Анонимуса,
– Заставляли запоминать? Как это? – поинтересовалась княжна. Ее глаза подозрительно блестели, похоже, она была в полном восторге от того, что видит.
– Попробую объяснить. Память дива не похожа на человеческую. Вы когда-нибудь рассматривали калейдоскоп? Такой, со стеклянным колесом на конце, где в каждой ячейке разные стеклышки? Колесо крутится – узор меняется. Но видя одну ячейку – остальные уже не увидишь.
– Да, у меня была такая игрушка, – произнесла княжна.
– Память дива тоже представляет собой похожие ячейки. Только их множество, как в медовых сотах. Они не связаны между собой, и див хранит в каждой определенный пласт информации. Поэтому дивы помнят всё досконально и никогда не путаются в воспоминаниях. Когда возникает необходимость – просто вскрывается нужная ячейка. Вот, например, – он снова повернулся к Аверину, – ты помнишь ту историю с фотографией? Когда Анонимус узнал Императорского дива? Он же, хоть и мельком, видел императора множество раз, но не обращал внимания. Это потому, что нужная ячейка была закрыта. А когда ты поставил радом две фотографии, она открылась. Включилась моя память, и Анонимус его сразу узнал.
– И что за ячейка открылась сейчас? Это не выглядит, как обычное сохранение памяти, – заметил Аверин, – и совершенно не похоже, что ты – Анонимус.
– И не должно быть. Он не управляет «записью», а, по сути, воспроизводит в точности. Я могу говорить, отвечать на вопросы и вести себя так, как вел себя Аркадий Аверин. Но я – не он, можете не волноваться. И не опасайтесь за свою душу. Это просто ячейка калейдоскопа. Крутя колесо, ее можно открыть множество раз, но узор будет меняться. Хотя стеклышки всегда одни и те же.
Аверин посмотрел на «отца» долгим пристальным взглядом:
– А Василь? Он видел когда-нибудь этот «калейдоскоп»?
– Нет. Я же говорил, чтобы открыть ячейку, нужны особые условия. И они появились только сейчас.
– И что же это за условия? – тут же спросила княжна.
– Это вы, ваше высочество, – отец снова отвесил галантный поклон.
– Я? Но почему… – она задумалась и вдруг воскликнула: – Эта «запись», как вы выразились, предназначалось для императора, так?
– Именно. Снимаю перед вами шляпу. Вы не только очаровательно красивы, но и столь же проницательны. Да, вы еще не надели венца, но это и не обязательно. Сошлись все необходимые условия, и колесо калейдоскопа повернулось.
– Провались я в Пустошь, – раздался сдавленный возглас Мончинского.
– О, не стоит, молодой человек, – с легкой насмешкой произнес отец, – я бывал в Пустоши, там холодно и уныло.
– Да-да, я знаю… – пробормотал Мончинский. Было видно, что молодой колдун не совсем понимает, как ему разговаривать с этим… дивом? Человеком? Видеозаписью, черт побери?
Да и сам Аверин этого не понимал. Зато княжна Софья освоилась очень быстро, и ее совершенно ничего не смущало.
– Так значит… вы готовили этот… сюрприз для его величества императора Владимира? Он ведь был вашим другом?