Они появляются в полночь

Брэдбери Рэй Дуглас

«Время настало всем добрым людям…

Уильям Лэнтри».

Другие слова…

Прыг-скок, обвалился потолок. Нет, не так. Покойник раз-два, прыг-скок, обвалился Крематорий, раз-два…

Лазарь, восстань же из мертвых…

Он знает все правильные слова. Осталось только произнести их, как произносили эти заклинания одно столетие за другим. Он лишь взмахнет руками и произнесет свои заклинания, магические слова, вызывающие к жизни темные силы, и тогда мертвые содрогнутся, восстанут и пойдут.

А когда они восстанут из праха, он поведет их в город, и они будут убивать, убивать всех подряд

на своем пути, и те тоже будут восставать и идти. К исходу дня в их рядах будут тысячи и тысячи новых соратников, они вольются в их шеренги и будут шагать вместе с ним, сея повсюду новую и новую смерть. А что же эти наивные, бестолковые обыватели? Они будут совершенно не подготовлены к их триумфальному шествию, они будут растеряны и беззащитны. Они будут обречены на поражение в войне, которую он им объявил, но о которой они ничего не подозревают. Они не верят в то, что такое вообще возможно, все будет кончено прежде, чем они успеют осознать, что не все на свете подчиняется логическим законам, что их хваленый здравый смысл может быть грубо растоптан.

Он воздел кверху руки. Губы его шевелились. Он промолвил заклинания. Начал с заунывного шепота нараспев, затем голос его окреп, громче, громче. Он твердил слова заклинания снова и снова. Глаза его были крепко зажмурены, брови насуплены, тело раскачивалось в монотонном ритме. Он заклинал мертвых, все убыстряя и убыстряя поток речи. Он двинулся вперед, проходя между рядами мертвецов, безотчетно твердя одно и то же. Его уже самого начала околдовывать придуманная им формула, он как зачарованный нагнулся и стал метить мелком следующие и следующие тела: возле каждого трупа он выводил правильную пентаграмму на цементном полу, на манер древних колдунов и шаманов. Он улыбался и был уверен в своих силах, в своем могуществе. Вот сейчас, еще одно мгновение, и мертвые тела задрожат и медленно поднимутся, зашевелятся и спадут их смертные покровы, они восстанут, чтобы присоединиться к нему в его борьбе.

Руки его были воздеты к потолку, голова ритмично кивала в такт тарабарщине, он творил пассы над рядами мертвецов. Он говорил все громче, почти кричал, впадая в экстаз, напрягшись всем своим существом, сияя глубоко запавшими в глазницах, исполненных истовой верой глазах.

— Теперь, — воскликнул он, — восстаньте из мертвых, все вы, восстаньте!

И… ничего не случилось.

— Восстаньте! — кричал он с мукой и мольбой отчаянным голосом.

Простыни не шелохнулись, продолжали лежать, драпируя голубоватыми складками мертвые тела.

— Слушайте и повинуйтесь! — приказывал он.

И снова, и снова призывал их и молил. Сначала всех скопом, а потом перешел к индивидуальному подходу к каждому покойнику. Покойники не отвечали на его призывы и заклинания. Его одинокая фигура шагала по цементному полу бывшего склада, размахивала руками, кланялась и помечала жмуриков голубыми пентаграммами.

Лэнтри был бледен. Он облизнул губы и зашептал пересохшим горлом:

— Ну же, вставайте, не медлите, вставайте! Они же вставали, всегда вставали, целые тысячелетия они всегда повиновались и восставали из могил! Когда ты рисуешь знак — вот так, когда произносишь слово — вот так, они всегда восстают! А вы-то, вы-то почему не повинуетесь? Давайте, живее, пока они не вернулись!

Помещение

бывшего склада было погружено в глубокие тени, перегороженные стальными балками и стеллажами. В сумраке пустого склада, под гулким потолком только отзывалось эхом его страстное бормотание и мольбы бессильного в ярости и отчаянии ожившего мертвеца, одинокого на тропе войны с целым миром.

Через широко раскрытые ворота склада он увидел, как на небе гаснут последние бледные звезды.

Шел 2349 год.

Глаза его потухли, руки бессильно опустились. Он стоял неподвижно, погруженный в пучину отчаяния.

* * *

Были времена, когда люди вздрагивали от звука хлопающих на сквозняке ставен и дверей в пустом доме, раньше люди суеверно крестились распятием и аконитом, [11] верили в то, что мертвецы могут свободно расхаживать по земле, верили в оборотней-Вампиров, в вислоухих белых волков. И пока люди будут продолжать в них верить, Вампиры, вурдалаки и белые волки будут продолжать существовать в природе. Человеческий разум порождал их и придавал им материальное воплощение.

11

Священная трава.

Однако…

Он окинул взглядом ровные ряды укрытых простынями тел.

Эти люди не верили во всякую чертовщину.

Никогда не верили и не могли верить. При жизни им и в голову-то не могло прийти, что мертвецы могут ходить. Они передвигались иным способом: улетали в трубу Крематория. У этих людей не было ни времени, ни места для суеверий, они никогда не вздрагивали от необъяснимых явлений, не боялись темноты. Мертвецы не умеют ходить, это лишено всякой логики и смысла. Сейчас все-таки 2349 год на дворе!

Отсюда следует логическое заключение, что лежащие перед ним мертвецы не могут восстать и пойти. Они будут лежать такими же мертвыми, плоскими и холодными, как сейчас. И ничто — ни начертанные мелком пентаграммы, ни мольбы, ни проклятия, никакое порядочное суеверие не могло вдохнуть в них жизнь и заставить встать и пойти. Они были покойниками в полном смысле этого слова, а главное, они знали, что они покойники, и вели себя, как положено покойникам.

Он был совершенно одинок.

На свете было много живых людей, которые передвигались по поверхности в своих «тараканах», попивали прохладительные и горячительные напитки в небольших полутемных придорожных барах, целовали своих женщин и вели долгие добропорядочные трезвые разговоры дни напролет, они все говорили и говорили, эти живые люди.

А он? Он был неживой.

Все тепло, что у него имелось, появлялось в нем благодаря трению, производимому движениями.

Вот лежат здесь, в этом складском помещении, две сотни хладных трупов на цементном полу. Первые за добрую сотню лет покойники, которым позволили в силу сложившихся обстоятельств побыть самими собой, покойниками то есть, лишний часок-другой. Первые трупы, не отправленные немедленно в топку, чтобы там сгореть как спички, один за другим.

Он должен был радоваться их компании, чувствовать себя не так одиноко, ощущать себя одним из них.