Они среди нас
Шрифт:
Я успел отредактировать пару «подвальных» заметок, когда дверь распахнулась и в комнату прошествовал Федя Маслов, держа двумя пальцами перед собой за уголок объемистый желтый конверт. Я догадался, что это были наши с Одоевской снимки со вчерашней презентации, потому как Дон Теодор бросил пакет на свой стол и нарочито медленно вытер пальцы носовым платком. Покосившись на притихшую пантеру, я приготовился было выслушать очередную сентенцию о конечностях, произрастающих у некоторых представителей рода «гомо сапиенс» из непотребных мест, которыми оные индивидуумы совершенно не умеют пользоваться, а тем более делать профессиональные
Более того, он вскрыл ножом конверт, вытряхнул снимки на стол и принялся их рассматривать. Правда, всю гамму чувств, одолевавших его при этом, Дон Теодор все-таки сдержать не смог, поэтому периодически по бесстрастному и гладко выбритому лицу заслуженного мастера пробегала судорога то ли изумления, то ли отвращения.
Тишина в комнате установилась такая, что еле слышное раньше урчание холодильника в дальнем углу стало похожим на рев взлетающего аэробуса. Последний снимок спланировал из длинных пальцев мэтра Маслова обратно на стол к своим собратьям по несчастью. Мы с пантерой замерли, как осужденные перед оглашением приговора. Но Бог, видимо, решил сегодня взять нас под свою защиту.
— Недурственно, недурственно! Весьма! — медленно изрек наконец Дон Теодор. — Кто из вас сие сотворил?
— В основном Елена Даниловна, — с готовностью отозвался я. — У нее это лучше получается.
— Пожалуй, — Федя раздумчиво повертел в руках один из снимков и продемонстрировал его нам. — Это кто?
С фотографии на нас смотрела молодая смуглая женщина с копной волнистых черных волос, уложенных в замысловатую прическу, создававшую модную среди молодежи иллюзию «след ветра». Женщина показалась мне смутно знакомой, ее можно было бы назвать красивой, если бы не резко очерченные высокие скулы и слишком узкий, почти клинообразный подбородок, и недлинные, вздернутые к вискам глаза болотного цвета, излучавшие какую-то злую иронию, что ли? Незнакомка была снята крупным планом, поэтому разглядеть, во что она была одета, не представлялось возможным.
Я в затруднении почесал кончик носа и с надеждой покосился на обиженную пантеру по имени Лена. К моему изумлению, второму за последние полчаса, на ее очаровательной мордашке не осталось и следа оскорбленной гордости. Мило улыбнувшись, конечно, не мне, а Дону Теодору, она промурлыкала с самым невинным видом:
— Если я ничего не путаю, Федор Кузьмич, это — Нурия Рафаиловна Саликбекова, ведущий специалист центра «Световид» по бесконтактным методам лечения.
— Текст к ней будет?
— Разумеется. Даже небольшое интервью есть о перспективах традиционной медицины. Хотя, вообще-то, у Дмитрия Алексеевича информации, наверное, побольше, он же весь вечер общался непосредственно с руководителем центра!
Сказав это, Одоевская метнула в меня такой саркастический взгляд, что стало ясно, ничего-то она не простила и не осознала, и будет отныне на моей совести еще одно загубленное женское сердце, надеюсь, последнее. Самое интересное, что в действительности между нами, выражаясь языком женского романа, ничего серьезного не было. А была девичья влюбленность с одной стороны, да почти отеческая забота — с другой, редкие прогулки в парке, да дружеские «чмоки» в щечку у подъезда. И вдруг — на тебе! М-да, «чужая душа — потемки, а женская — полный мрак», как сказал один мой знакомый, когда от него
Мои невеселые размышления снова прервал Дон Теодор.
— А это кто на сцене? — и он продемонстрировал другой снимок.
Там, облитая светом двух софитов, в спокойной и уверенной позе стояла на помосте перед микрофоном моя единственная и желанная, Женщина с большой буквы, мое счастье и погибель!
— Это Ирина Андреевна Колесникова, учредитель и глава центра «Световид». — Я постарался ответить ровным и спокойным голосом, но не был уверен, что у меня получилось.
— Текст есть? — Маслову явно тоже понравилась эта удивительная женщина, потому что он, продолжая держать фотографию перед собой на вытянутой руке, другой рукой, не глядя, включил свою гордость — полноцветный плазменный сканер, собираясь заняться компьютерной коррекцией снимка для печати.
— Н-нет, Федор, — пробормотал я, чувствуя, как наливаются краской мои бедные уши. — Но я восстановлю, по памяти.
— Не получится! — фыркнула ревнивая пантера и, вызывающе покачивая бедрами, прошествовала мимо меня к двери.
— Это почему же? — по инерции спросил я, хотя почувствовал подвох, и нарвался.
— Потому что у тебя в голове со вчерашнего дня сплошные междометия! — И юная чертовка торжествующе хлопнула дверью.
Я выругался и полез за сигаретами, потом долго не мог найти зажигалку, а потом Дон Теодор, закончив разглядывать мои пылающие уши, глубокомысленно изрек:
— Женщина бывает не права только до тех пор, пока не начнет говорить… Что, действительно, все так серьезно?
— Серьезней не бывает, Федя, — мне наконец-то удалось прикурить, и я торопливо затянулся пару раз подряд, стараясь унять разгулявшиеся нервы.
— Ладно, как говорится, «пожуем — увидим». — Маслов уже успел отсканировать фотографию и теперь задумчиво разглядывал ее электронную копию на экране монитора. — М-да, от такой женщины, пожалуй, можно немножко сойти с ума, — и он принялся колдовать над клавиатурой, задавая параметры коррекции.
Некоторое время было тихо. Я окончательно успокоился и, докуривая сигарету, лениво следил, как дым длинными сизыми языками медленно втягивается в вентиляционную решетку. Но едва я собрался снова заняться редактированием, Дон Теодор вдруг громко сказал «ни фига себе!» и поманил меня пальцем.
— Дима, иди-ка, полюбуйся на свою ненаглядную!
— Что случилось? — У меня в животе шевельнулся холодный червячок настороженности.
Подойдя к столу Маслова, я взглянул на экран… и обомлел. На хорошо знакомой фотографии вместо Ирины у микрофона стояла другая женщина — Нурия Саликбекова!
— Ты зачем монтаж-то делаешь? — попытался пошутить я, стараясь отогнать нехорошее предчувствие.
— А это не монтаж, Дима! — Федор выглядел озадаченным не меньше моего. — Я всего лишь запустил программу коррекции освещения объекта, и — вот результат!
— Так не бывает! — призвал я на помощь свою любимую фразу. — Наверное, произошло наложение кадров, не сработала перемотка.
— Увы! Если бы это было наложение, все фоновые детали были бы смазаны, потому что при ручной съемке точно совместить два разорванных во времени кадра невозможно, даже при полной неподвижности оператора! — Дон Теодор сказал это в своей обычной безапелляционной манере, и я почувствовал, как пол буквально уходит у меня из-под ног.