Они воевали в разведке
Шрифт:
И Чиковой, не раздеваясь, прямо в фуфайке повалился на лапник. Он понимал, что Бокарев через час не обернется — мастерская открывается в семь утра, а даже если и обернется, будить все равно не станет — неписаные законы разведчиков знает. Но сказано — значит сказано.
Бокарев нехотя поднялся, взвалил на плечи свой «максим» и вышел из землянки…
Ровно через четыре часа старшина Дьячков поднял разведчиков. Чиковой встал первым, стряхнул с фуфайки прилипшие еловые иголки, глотнул из котелка кипятку и приказал:
— Всем проверить лыжи, оружие. Через десять минут выходим. — И к старшине: —На передовой тихо?
— Тихо, — ответил старшина. —
— Как? Еще не вернулся! — Чиковой уже забыл про Бокарева, да, собственно, сейчас не до него. Но прошло четыре часа. Это снова разозлило старшего лейтенанта и одновременно встревожило. В какое-то мгновение он подумал: не заблудился ли Бокарев в такую круговерть, а затем разом отбросил мысли о пулеметчике и весь переключился на предстоящую разведку.
Когда вслед за всеми он вышел из землянки, ему в лицо ударил колючий ветер и снегом залепило глаза. Вокруг нельзя было ничего разглядеть. «Пурга действительно что надо, — подумал Чиковой, — и вылазка должна удасться. Немцам и в голову не придет, что русские решатся навестить их днем. Да в такую пургу сам черт не разберет, где свой, а где чужой!»
Старший лейтенант построил группу, тщательно осмотрел каждого с головы до ног и, удовлетворенный, махнул рукой: пошли! Разведчики направились к передовой.
Но не успели они отойти от своего блиндажа и ста метров, как Чикового нагнал старшина Дьячков и радостно объявил:
— Бокарев нашелся! Из второго батальона позвонили, там он…
— Черт с ним, с Бокаревым, — отмахнулся старший лейтенант. — Вернусь, я покажу ему, как разгуливать по передовой.
— Так он же трех фашистов споймал, товарищ старший лейтенант!
— Каких еще фашистов? — не понял Чиковой.
— Самых настоящих! Целых трех, — повторил старшина. И добавил: — Ей-богу, не вру, сам батальонный сообщил. Бокарев их туда доставил.
— Чиковой внимательно посмотрел на старшину.
— Ей-богу? — переспросил язвительно.
— Ей-богу, товарищ старший лейтенант! — повторил Дьячков и хотел было для большей убедительности перекреститься, но вовремя опомнился. — Батальонный же врать не станет…
— Да где ж он их споймал? — спросил Чиковой. — Может, они тоже свои «шмайсеры» в нашу мастерскую носили?! — Затем задумался. — Хотя, ты прав, батальонный врать не будет.
Старший лейтенант велел группе вернуться в землянку и, не снимая экипировки, ждать его. А сам направился на передовую 2-го батальона. «Чем черт не шутит, — подумалось ему, — может, немцы сами пришли, перебежчики?»
КП второго батальона он нашел быстро, хотя ни разу там не бывал. Интуиция разведчика подсказала ему, когда он остановился перед блиндажом на пригорке, что это и есть батальонный КП — хороший обзор, несколько ходов сообщений.
— Заходи, заходи, ротный! — встретил его командир батальона капитан Васильев— Ты, говорят, не одну ночь за языком охотишься, а вот твой молодец сразу троих привел. Да и как он их ловко сцапал, я живот надорвал, слушая его!
Чиковой ничего не ответил, стряхнул снег, откинул капюшон маскхалата, прошел в центр землянки, где за дощатым столом сидели четверо — его Бокарев и три немецких солдата, один из которых держался обеими руками за голову. Бокарев поднялся перед ротным с виноватым видом.
Чиковой молча присел на скамейку. Достал папиросу, закурил.
— Ну, рассказывай, — только и сказал он Бокареву.
Тот потоптался на месте, снова виновато взглянул на старшего
— Пришел я, значит, в оружейку, как вы и велели. Она оказалась открытой. Там, оказывается, один слесарь вместо часового ночует. Отдал я ему свой станкач, а вместо него на время выпросил ручной пулемет, пока мой в починке. Добрый человек — слесарь, дал. Ну, я обратно потопал. Шел, шел, а нашей землянки все нет и нет. Потом болото началось, за болотом пригорок. Мне показалось, что я слишком вправо взял, свернул левее и пошел вперед. Вокруг метет, темно — хоть глаз коли! Вскоре понял, что заблудился. Решил дальше не идти, переждать пургу или, может, кто ракету пустит, чтобы сориентироваться… Присел на камень, задремал. Нет, спать не спал, а так, с закрытыми глазами сидел. Вдруг слышу — недалеко от меня переговариваются. Я хотел было окликнуть, но мне словно кто-то подсказал: не спеши. Спрятался за камень, чтобы не видно было. Думаю, пропущу их — сам потихоньку следом за ними. Стыдно все же признаться, что заблудился. Конечно, никак не ожидал, что это фрицы на меня вышли. Откуда им взяться! А тут — хоть метет — вижу: мать честная, действительно немцы! Прямо на меня друг за дружкой идут. Все, думаю, пропал. Хоть пулемет в руках, а патронов-то — ни одного нет! Струхнул я, если откровенно, не на шутку, еще ниже за камень спрятался. Вот немцы поравнялись со мной, двое уже мимо прошли, а третий приостановился и прямо на меня смотрит — не сообразил сразу что к чему. Тут я со страху не выдержал, вскочил и двинул его пулеметом по башке. Выскочил из-за камня и тем двоим, что уже прошли, кричу: «Хенде хох, сволочи!» Они остановились, обернулись — и тоже понять никак не могут, что перед ними русский. Я — на них, трясу пулеметом, и все, что знаю по-немецки, как можно громче выкладываю…
Тут Чиковой не удержался и рассмеялся. Он-то знал, как выражается «по-немецки» Бокарев: «хенде хох», а остальное — матом.
— Ну-ну, дальше, — сквозь смех сказал он.
— А что дальше? Дальше они автоматы побросали и, как говорится, хенде хох. Оружие их я взял и приказал этим двоим тащить третьего, которого по башке треснул. Вот и привел…
— Как же ты назад дорогу отыскал? — спросил старший лейтенант.
Судя по всему, он плутал по нейтральной полосе, ближе к немецким позициям, — вступил в разговор капитан Васильев. — Мог бы и сам к фашистам угодить.
— Тут я почти наугад шел, — ответил Бокарев. — Единственно точно знал — что к своим иду, потому что, когда из оружейки выходил, пурга в лицо мне хлестала, а когда немцев повел, спиной повернулся. Думаю, все равно на кого-нибудь выйду. Вот и вышел на второй батальон.
Капитан Васильев еще раз посмеялся от души над удачливым Бокаревым, потом взял у него пулемет, подошел к немцам ближе, жестами показал им, что стрелять он станет только тогда, когда сверху будет лежать диск, а диска нет. Капитан два раза дернул затвором пулемета, щелкнул курком, затем развел руками: мол, видите, не стреляет.
— Вот так-то, герр-камрады, объегорил вас ефрейтор! — заключил капитан.
Немцы все поняли, и тот, что все время держался за голову, вдруг вскочил и с размаху ударил в лицо другого немца.
Капитан резко шагнул к ним.
— Но-но, камрады! После драки у нас кулаками не машут… — И, уже обращаясь к Бокареву, добавил: — А вообще-то он правильно поддал ему, в следующий раз будет умнее. Так ведь, Бокарев?
— Так точно, товарищ капитан! — впервые за все время улыбнулся Бокарев.