Они жаждут

МакКаммон Роберт Рик

Мисси вздрогнула, и сидевший рядом с ней парень, тот, что размахивал ароматической палочкой, взял ее за руку.

– Теперь вы поняли? – спросил Уэс, оценивающе оглядывая всю компанию. – В этом городе хватает Тараканов, свихнувшихся убийц, и кое-кто из них был бы только рад побегать здесь, в Бель-Эйре, с мачете или ледорубом. Рано или поздно каждому из нас, знаменитостей, придется отгородиться ото всех стеной.

– Ты нарочно меня пугаешь. Это ведь все неправда – про Кронстина… про его голову.

– Сущая правда, дорогуша, – подтвердил

Мартин с любезной улыбкой и обернулся к Соланж, водившей пальцем над пламенем. – Давай послушаем Орлона. Если, конечно, ты сможешь, если ты действительно медиум.

– Перестань, – сказал Уэс. – Это вечеринка, а не чертов сеанс.

– О, сеансы могут быть такими забавными. И такими познавательными. Возможно, Орлон расскажет нам, кто такой Таракан. Ведь призраки все видят, правильно? – Он бросил взгляд на свой золотой «Ролекс». – Две минуты до полуночи. Колдовской час.

– Засунь свою голову себе в задницу, Мартин, – с кислым видом проговорил Уэс, но, оглянувшись на Соланж, заметил, что та напряженно смотрит куда-то сквозь него.

– Ни к чему вызывать того, кто уже здесь, – прошептала Соланж.

– А? Что она сказала?

Мартин подался вперед, но Соланж целую минуту или около того хранила молчание. Наконец она тихим шепотом проговорила:

– Ты дурак, Мартин. Ты рвешься поиграть с тем, что выше твоего понимания. Духи все видят и все знают, и они всегда здесь – в тени свечи, в центре ее пламени, растворяясь в воздухе, словно дым. Они всегда стремятся прорвать границу и поговорить с теми, кто на этой стороне. Хотя нам часто и не нравится то, что они говорят.

Она обратила всю силу своего взгляда на Мартина Блю.

– Хорошо, – сказал он, но более высоким тоном, чем обычно. – Чего же мы тогда ждем? Давайте узнаем, кто такой Таракан, а? Или хотя бы что случилось с головой мистера Кронстина.

Соланж посмотрела на Уэса из-под отяжелевших век.

– Очень хорошо, – тихо проговорила она. – Уэс, ты не мог бы сесть рядом и помочь мне управляться с планшеткой?

– Давай лучше я? – тут же попросил Мартин. – Мне рассказывали, что ты способна на такое, но… я хочу убедиться, что это не надувательство. Без обид, конечно, дорогуша.

– Конечно. Никто и не собирался. Тогда подвинься вплотную ко мне, бедром к бедру. Теперь положи кончики пальцев на планшетку напротив моих. Нет, слишком тяжело, пусть твои пальцы чуть касаются ее. Ага, уже лучше.

Она прикрыла глаза и чуть улыбнулась:

– Я уже чувствую токи.

– А я ни хрена не чувствую, – объявил остальным Мартин.

– Соланж, – сказал Уэс, – тебе не нужно ничего никому доказывать…

– Думаю, нужно. Ты снова давишь, Мартин. Расслабь пальцы.

Уэс огляделся. Только сейчас он понял, как много людей собралось вокруг, с интересом наблюдая за ними. Грохот стереосистемы стих до глухого урчания, рояль умолк.

– Здесь слишком шумно, не могу сосредоточиться, – сказала Соланж.

По толпе пробежал ропот,

и стерео затихло. Уэс расслышал доносящийся из бассейна пьяный смех. Он откинулся на спинку дивана, следя за тем, как темное лицо Соланж делается сонным, а Мартин улыбается и строит гримасы собравшимся вокруг него.

– Не уверена, что мне нравится… – нервно начала Мисси, но Соланж шикнула на нее:

– Тихо!

Уэсу почудился пронзительный свист ветра вдалеке, вдоль улиц Бель-Эйр, над выстриженными лужайками, кирпичными стенами и коваными воротами, вокруг острых углов особняков на миллион долларов. Глаза Соланж сжались до щелочек и закатились так, что Уэс разглядел белки, рот медленно приоткрылся. Мисси внезапно охнула, и многие в зале повторили этот звук. Сердце Уэса забилось быстрей, и он пожалел, что не приготовил себе еще один косяк.

– Мой разум открыт, – странным отчужденным тоном, чуть громче шепота, заговорила Соланж. – Путь открыт. Мы будем твоим голосом. Мой разум открыт. Путь открыт. Мы будем твоим голосом…

– Мне тоже что-нибудь спеть? – со смехом спросил Мартин, но никто не обратил на него внимания.

– …Путь открыт. Мы будем твоим голосом. Мой разум…

Глаза Мартина округлились, и если бы не напряжение, Уэс рассмеялся бы от этого зрелища.

– Боже! – проговорил Мартин. – Долго еще это будет… ЧЕРТ!

Он вздрогнул и отдернул пальцы от планшетки.

– …Мы будем твоим… Мартин, не прерывай контакт!.. голосом. Мой разум открыт…

Мартин снова прикоснулся к планшетке, но осторожно, дрожащими руками.

– Кажется, я почувствовал… ГОСПОДИ, ОНА ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ!

Теперь он уже не убрал пальцев, и, когда планшетка нерешительно сдвинулась примерно на дюйм, по толпе зрителей снова пробежал шепот. Уэс подался вперед, сердце его колотилось. Планшетка замерла, а затем снова плавно заскользила поперек доски.

– Мы установили контакт, – прошептала Соланж, по-прежнему сидя с закрытыми глазами. – Пусть она движется. Мартин, ты пытаешься ее тормозить.

Планшетка начала описывать медленную широкую дугу.

– Кто ты? – спросила Соланж.

Планшетка скользнула к «да». Когда Соланж повторила вопрос, она какое-то мгновение лежала спокойно, а затем спустилась ниже, к ряду черных букв, отпечатанных на доске.

– Называй буквы вслух для меня, – попросила Соланж.

Уэс скользнул по дивану туда, откуда мог лучше видеть доску.

– «Б», – произнес он. – «О»… «Б»…

Планшетка нырнула ниже и завертелась, словно катилась по вощеной поверхности.

– Опять «Б»… «И»…

Планшетка остановилась.

– Бобби.

– Значит, Бобби будет нашим проводником, – прошептала Соланж. – Контакт усиливается, становится очень прочным.

– Твою мать, мои пальцы горят! – прохрипел Мартин.

– Чем ты занимался при жизни? – спросила Соланж.

Планшетка снова начала указывать буквы, быстрее, чем раньше. Уэс произносил их вслух: