Опаловый кулон

Уэй Маргарет

Явная искренность ее слов тронула его.

— Это замечательно. — Грант широко улыбнулся. Но ты уверена, что у тебя есть время? Я думал, ты возвращаешься домой, к своей шикарной жизни, не позже чем через неделю?

— Должна сказать тебе, Грант Кэмерон, что нахожу здешние места намного шикарнее.

Где еще можно встретить подобный величественный дворец, одиноко стоящий посреди такой необычной и дикой красоты австралийской пустыни?

Где еще можно встретить такого потрясающего мужчину? Возможно, ее ждет лишь душевная боль, короткий

роман без будущего, но одно было ясно как день: Грант Кэмерон притягивал ее, словно огонь — мотылька.

Много времени спустя после того, как все ушли спать, изнуренные событиями дня, Ребекка пошла поискать что-нибудь от головной боли. У нее уже давно не случалось ничего подобного — вероятно, даже поднялась температура. Ей казалось, что все ее тело горит. Она зашла в соседнюю ванную комнату посмотреть, не осталось ли там аспирина.

Одна таблетка. Мало. Надо взять внизу, в комнате первой помощи. Там запасов как в аптеке. Голова гудела, прокручивая снова и снова события того страшного дня. Она не могла забыть последние слова Стюарта Кинросса:

— Нет уж, вас он не получит.

Она помнила, как пришпорила Джибу и понеслась прочь. Бедняжка Джиба! Ее пришлось пристрелить. Фи, Элли и Франческа всячески поддерживали Ребекку, а вот Брод не приближался к ней и на десять футов. Конечно, к нему все время подходили люди, он был занят, но от нее он держался на расстоянии, словно от ядовитой змеи, с горечью думала она.

И еще он ничего не знал о ее браке, который кончился катастрофой. Брод предлагал ей поговорить с ним, но Ребекке казалось невозможным говорить о том жутком времени.

Зачем вспоминать об ужасной ошибке, которую она совершила, о том, сколько она плакала, о позорном поведении Мартина?

Ребекка плотнее запахнула халат и туго завязала пояс. Ей не на что надеяться. Теперь до конца придется жить с этим чувством вины. Реальным или воображаемым.

Ей показалось, что она услышала какой-то звук, и на минуту Ребекка замерла. Она немного постояла — никого. Просто тихие звуки освещенного приглушенным светом старого дома.

Ребекка почти бегом бросилась по коридору, потом повернула направо, к большой, хорошо оборудованной комнате первой помощи. На пастбищах аутбэка то и дело происходили несчастные случаи, большие и малые. В Кимбаре были всегда к ним готовы. Когда она щелкнула выключателем, свет почти ослепил ее, отразившись от белых стен и мебели.

Ребекка увидела отражение своего испуганного лица в зеркале на дверце шкафчика, и ей показалось, что она бледна, как привидение.

Подойдя к шкафчику, где хранились болеутоляющие средства, Ребекка стала рассматривать упаковки.

— Я так и думал, что это не сон, — произнес низкий выразительный голос у нее за спиной.

— Брод! — Она резко повернулась, покраснев от волнения и уронив упаковку с лекарством на пол, выложенный черной и белой плиткой.

— Что с вами случилось? — Он нагнулся, поднял упаковку, повертел ее в руках. — Болит голова?

Она поднесла руку к виску.

— Не

помню, чтобы у меня когда-нибудь была такая зверская боль.

— Эти могут оказаться недостаточно эффективными. — Он нахмурился.

— Ничего, я все-таки попробую.

— А почему вы говорите шепотом? — Он подошел к другому шкафу, вынул чистый стакан, налил в него воды из-под крана.

— Потому что час уже поздний. Потому что вы меня испугали. — Она виновато засмеялась.

— Вы очень бледны. Я по себе знаю, что вы чувствуете. Только я прибег к помощи виски.

Брод выдавил из-под серебряной фольги себе на ладонь две таблетки.

— Вот, — негромко сказал он, — надеюсь, эти помогут.

Ребекка взяла у него таблетки, ощутив жесткие мозоли на его ладонях, и на какой-то головокружительный момент словно почувствовала на себе эти руки.

— Пойдемте, поговорите со мной, — попросил Брод тихо. — Вы полежите спокойно, я не буду вам мешать. Мне просто не хочется быть одному.

Ребекке тоже не хотелось быть одной, и все же она колебалась.

— Вряд ли…

— Вряд ли что? — Он смотрел на нее сверху вниз.

Она казалась такой миниатюрной, а ее шелковый халат походил на бледно-зеленые листочки цветочного бутона.

— Вряд ли это хорошая идея, Брод.

— А по-моему, лучше не бывает. — Он взял ее за руку.

— Куда мы идем? — спросила она, захваченная врасплох его прикосновением.

— Не бойтесь. Не в постель.

Она чуть не вскрикнула: «Возьми и не отпускай», но вместо этого тихо пошла за ним. Они остановились у кабинета, и он нашарил рукой выключатель.

— Вы можете прилечь на диван, — сказал он, отпуская ее руку. — Если вам не хочется, не разговаривайте. Мне просто нужно ваше присутствие.

Она подошла к большому дивану, обитому тканью цвета бордо, и устроилась на нем, подобрав под себя ноги. Брод взял с кресла подушку и положил ей под голову.

— Расслабьтесь, Ребекка. Вам нечего бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.

— Я никогда так и не думала, — запротестовала она. Она боялась лишь собственной страсти.

Ребекка откинулась на подушку, а Брод, слегка проведя рукой по ее волосам, сказал:

— Какой ужасный день.

— Я знаю и сочувствую вам, Брод.

У него вырвался короткий стон.

— У меня не очень получается скорбеть по отцу, Ребекка. Наверное, это звучит ужасно. Но хуже всего то, что мне даже не стыдно за это. — Он перешел на другую сторону комнаты и уселся в большое, глубокое кресло. С портрета на него смотрел дед. Закройте глаза, — посоветовал он. — Пусть подействует болеутоляющее. Родители не должны убивать в детях любовь. Дети имеют право любить. Иначе зачем производить их на свет? Отец выбрал наследника, потому что Кимбаре нужны наследники. Но он всегда вел себя так, будто я чертовски сильно разочаровал его. Как и Элли. Вы представляете? Моя красивая, талантливая сестра! Наша мать тоже, видимо, разочаровала его. И не смогла с этим жить.