Опасная фамилия

Чиж Антон

В полной тишине Вронский высоко поднял бокал, медленно выпил, обернулся к Ани и коснулся губами ее руки. Она сделала движение, чтобы спрятать лицо в его седых волосах, но не позволила себе такой слабости. Мнение окружающих меньше всего заботило ее.

Гости переглядывались, не зная, что делать. То ли аплодировать, то ли возмущаться. Тост оглушил и лишил дара речи, особенно дам. В воздухе запахло скандалом. Ярцев, багровый от стыда, сообразил, что пора принимать срочные меры. Он яростно захлопал, оглушая тишину, и стал громко благодарить его светлость. Вронский скрылся в толпе.

– Господа! –

с натужной радостью выкрикнул Ярцев. – Хочу предоставить слово брату моей очаровательной невесты, Сергею Алексеевичу Каренину.

Публика, не вполне пережившая первый тост, ответила жидкими хлопками. Серж вышел, совершенно прямой и спокойный, как идут на эшафот. Он развернулся и посмотрел на Ани. Сестра ему не ответила.

– Я хочу… – сказал он, замолчал и обвел собравшихся мутным взглядом. – Я хочу выпить за такое счастье молодых, которого они достойны.

Он запрокинул бокал, осушил одним глотком и саданул об пол. Мелкие брызги стекла полетели в Ярцева. Жених подпрыгнул и взвизгнул.

Аполлон Григорьевич пробрался сквозь гостей, как медведь через валежник, кому-то отдавил ногу, а кого-то задел чемоданчиком.

– Что происходит? – громким шепотом спросил он.

Ванзаров предпочел отмолчаться. Через головы он следил за странной суетой, возникшей в дальнем конце зала. К Ярцеву подбежал официант и что-то доложил. Забыв о гостях, жених последовал за ним. Гости, не скрывая возмущения, принялись обсуждать, что все это значит.

Ярцев вернулся быстро. От веселья не осталось и следа. Выглядел он крайне растерянным.

– Господа! – крикнул он в затихший зал. – Есть среди вас доктор? Нужна срочная помощь… За доктором уже послали, но все-таки…

– Есть! – отозвался Лебедев, помахивая чемоданчиком. – Он отлично разбирается в трупах!

Ванзаров беззастенчиво толкнул его в спину.

– Скорее! – приказал он. – Кажется, прозевали…

И сам побежал напрямик, разрезая толпу гостей. Напуганные официанты указывали, куда следовать. Аполлон Григорьевич громко сопел у него за спиной.

55

Осмотрев ланч, Гриша Облонский нашел, что это хорошо. За холодными закусками уже поджидали горячие закуски, а за ними ожидался супчик и главное блюдо. Гриша налил пузатую рюмку и пожелал себе приятного аппетита. По заведенному обычаю, он изволил кушать в середине дня в публичном одиночестве. В «Вене» все знали его привычки и не лезли с разговорами. Все равно отошьет. Как бы ни был Гриша добр и мягок, были вещи священные. Тем более сегодня он считал день трудным. Еще утром пришла телеграмма от матери, в которой сообщалось о смерти Стивы.

Гриша взгрустнул, даже расстроился, но большего выжать из себя не мог. Нельзя сказать, что со Стивой у него были трудные отношения. С самого детства Гриша запомнил, что отец – как комета: пролетел, и нет его. Ничего не изменилось, когда они переехали в Петербург и Гриша стал знаменитым критиком. С отцом

чаще всего он встречался в театре, они целовались, Стива спрашивал, как дела, и тут же исчезал с друзьями. Он был еще одним из светских знакомых, причем не из самых близких. Разве можно всерьез переживать, что одним знакомым стало меньше? Гриша и не переживал. Со смертью Стивы у него ничего не убавилось и не прибавилось. Дача в Петергофе давно была поделена между сестрами. Квартиру Гриша снимал собственную, а на наследство можно было не рассчитывать. После дележки с матерью и сестрами тех крох, что не успел спустить его щедрый отец, как раз хватит на хороший ужин. Сочтя на этом горестном размышлении сыновний долг исполненным, Гриша хотел было поднять вторую рюмку в память отца, но как-то передумал. Ни к чему за ланчем грустные мысли.

Он приступил к фаршированным яйцам, когда за его столик стремительно пал какой-то человек. От неожиданности Гриша не сразу узнал того, кто позволил себе подобную бестактность. А разглядев, не сильно обрадовался. Двоюродного брата Митю Левина он считал непутевым человеком, который берется за разные прожекты, но никогда не доводит их до конца.

– А, кузен… – заметил он довольно кисло. – Отобедаешь?

К счастью, Митя решительно отказался. Он имел вид слегка взбалмошный, чем, впрочем, походил на своего отца. Гриша давно решил, что вся эта левинская порода слегка не в себе, и только жалел милую тетушку Китти, которая вышла замуж за такого ненормального.

– Я по срочнейшему и наиважнейшему делу, – сразу же заявил Митя, чем укрепил и без того твердое мнение о себе. – Тебе будет интересно, слово даю.

– В чем же твое дело? – спросил Гриша, жуя замечательное яичко с паштетом и не чувствуя вкуса.

– Ты ведь в балетном мире о-го-го какую власть имеешь, все тебя слушают, и только и ждут твоего окончательного мнения.

– Ты преувеличиваешь, – скромно ответил Гриша, но ему было приятно, что даже среди сумасшедших его имя чего-то стоит.

– Тогда просьба у меня к тебе нижайшая, – сказал Митя и поклонился, сидя на стуле. – Сделай милость, братец, сделай так, чтобы сестрица наша, твоя кузина Ольга Константиновна, не получила главную партию в этом треклятом балете.

– Хотел сказать: чтобы получила, – поправил сумасшедшего кузена Гриша.

– Нет, брат, я сказал то, что хотел: сделай все, что ты можешь, а ведь ты все можешь, чтобы Ольге эта роль не досталась.

– С чего вдруг такая перемена? Ты же просил за нее…

– Да, просил! – крикнул Митя на весь ресторан. – А теперь прошу обратно. Не дай ей эту роль, не дай, все, что хочешь, для тебя сделаю…

Гриша даже возмутился:

– Да я ведь ролей не распределяю! Этим Художественный совет занимается… Тем более что сегодня у них заседание, решение будет вынесено. Нет у меня никакого влияния.

– Значит, дать ей роль у тебя влияния достанет! – Митя хватил кулаком об стол. – А как наоборот, так и кишка тонка?

– Прошу вести себя прилично… Здесь не трактир… Ладно, она моя кузина, но ведь тебе же она родная сестра. Как же ты хочешь ей судьбу сломать? Для балерины потерять такую премьеру хуже смерти.